себя по кусочкам — все, что до этого растеряла, тыкалась, словно слепая, а ты что-то знал и мог мне помочь, но решил не делать этого. Ты знал обо мне такие вещи, о которых я не догадывалась. Можешь вспомнить, как переспал со мной, а я совершенно лишилась памяти. Ты знаешь меня другую — ту, что скрыта покровом, а я тебя другого не знаю. И как мне выяснить, что ты рассказал все? Никак. Ты скрываешь кусочки моей жизни. Разве это правильно?
— Нет.
— И это все, что ты можешь сказать?
— Извини. Я не представлял, как лучше поступить, — беспомощно пробормотал Бен. — Я хотел признаться, но что бы я сказал?
— Правду. Для начала было бы неплохо.
— Извини, — повторил он.
Я тихонько погладила его грудь. Значит, до того, как меня схватили и бросили в подвал, я была счастлива, потому что ушла от мужчины, который меня бил, уволилась с нелюбимой работы и встретила Бена. С тех пор как я вышла из больницы, меня постоянно преследовали открытия: потерянные дни скрывали чудесные воспоминания. Пропало именно то, что я хотела бы сохранить. Зато осталось то, с чем я с удовольствием бы рассталась. В голове роились мысли или обрывки мыслей. Что-то насчет того, чтобы сказать жизни «да» и не проводить ее остаток в страхе.
Позже мы вместе приняли ванну. Потом Бен спустился вниз и сделал сандвичи, которые принес на подносе вместе с бутылкой красного вина. Я села, привалившись к подушке.
— Ты всегда готовишь мне еду, — заметила я.
— Раньше мы ели устрицы.
— Неужели? Я люблю устрицы.
— Поэтому мы их и ели. И будем есть снова.
Я схватила его руку и поцеловала, а затем откусила от сандвича.
— Значит, это случилось в среду вечером? Так?
— В понедельник.
— Ты уверен? Сразу после того, как мы познакомились?
— На все сто.
Я нахмурилась.
— И ты не надел презерватив?
— Надел.
— Ничего не понимаю. Раньше ты сказал...
— Ты приходила еще раз.
— В среду?
— Да.
— Черт побери, ты должен был мне сказать!
— Согласен.
— И тогда ты не...
— Нет.
— Почему?
— Ты пришла внезапно. С деревцем. Мы договорились встретиться следующим вечером — в четверг. Потому что в тот день я пригласил гостей на мою обычную «среду». Клиентов. Они уже явились, когда ты постучала в дверь. Отдала мне деревце, и я тебя поцеловал.
— А затем?
— Поцеловал еще.
— Продолжай.
— Ты расстегнула пуговицы на моей рубашке. Мы слышали, как в соседней комнате разговаривают гости.
— И что дальше?
— Мы отправились в ванную, закрылись и занялись любовью.
— Стоя?
— Да. Все дело заняло секунд тридцать.
— Ну-ка покажи, — попросила я.
Я осталась у Бена на ночь. Несмотря ни на что, крепко спала, а когда на утро проснулась, почуяла аромат кофе и тостов. Сквозь занавеси синело небо. Я испугалась своего внезапного счастья. Оно было похоже на приход весны.
Глава 19
Мы ели тосты в постели, крошки сыпались на простыни, но Бен опять улегся на подушку, подсунул под подбородок пуховое одеяло и всем своим видом демонстрировал, как ему уютно.
— Разве тебе не надо на работу? — спросила я.
Он перегнулся через меня посмотреть на часы. Удивительно, как быстро привыкаешь к присутствию чужого тела.
— Восемнадцать минут, — сообщил он.
— Не опоздаешь?
— Уже опоздал. Но со мной встречается человек, который приезжает из самого Амстердама. И если меня не будет, я сильно подведу его.
Я его поцеловала — притворилась, что просто клюнула.
— Перестань, — запротестовал Бен, — иначе я никогда не уйду.
— Понимаешь, — прошептала я, потому что мое лицо почти касалось его лица, — если бы я была тобой, а ты мной, я бы решила, что ты сумасшедший. Или я сошла с ума.
— Ты меня потеряла.
— Если бы человек, с которым я познакомилась, исчез, а потом объявился через пару недель, но, судя по всему, не помнил, что со мною знаком, я бы подумала, что он либо ненормальный, либо лгун. Вот и полиция разрывается между этими версиями.
— Сначала я думал, что я сумасшедший. Потом решил, что ты ненормальная. А затем не знал, что и думать. — Бен гладил меня по волосам, и я поеживалась от удовольствия. — Не представлял, что делать, — продолжал он. — Мне казалось, это невозможно объяснять. И я решил, что должен снова тебе понравиться. Не мог же я ляпнуть: «Знаешь, а ты ведь на меня глаз положила, хотя и не помнишь...» Чушь какая-то.
— У тебя не дизайнерские руки.
— Хочешь сказать, слишком грубые и мозолистые?
— Мне нравятся.
Бен принялся с любопытством рассматривать свои руки.
— Я многое делаю сам. Отбираю материал, строгаю, колочу молотком, зачищаю, но мне это нравится. Мой старик был сварщиком. Завел дома мастерскую и все выходные проводил там: сначала разбирал предметы, а потом снова их собирал. Когда я был моложе, пообщаться с отцом можно было единственным способом — пойти туда и постоянно что-нибудь подавать: гаечный ключ или какую-нибудь другую штуковину. В результате я нашел способ зарабатывать на жизнь тем, что отец считал своим хобби.
— А у меня все не так, — ответила я. — И с отцом, и с работой.
— Ты потрясающий специалист. Складываешь все воедино. Нагоняешь на нас смертельный страх.
— Иногда я сама не могу поверить, что я это делаю — или делала. Возьми, например, оценку рисков офиса. Можешь себе представить такое? Если бы это была оценка рисков буровой вышки или полярной экспедиции, но я делала то, что требовали страховые компании. Стала классным экспертом и могла профессионально оценить, что плохого может приключиться с человеком в его кабинете. В прошлом году в Соединенном Королевстве девяносто один конторский служащий пострадал от жидкости для исправления печатных текстов. Интересно, как можно повредить себя канцелярской замазкой?
— Я тебе отвечу: сначала человек пользуется мазилкой, она попадает ему на пальцы, а потом он этими пальцами трет себе глаза.
— Тридцать семь человек поранили себя калькуляторами. А это как? Они же не тяжелее упаковки для
