Я уставилась на письма.
— Это пришло первым. — Камерон указал на листок, лежащий слева.
«Дорогая Надя, я хочу затрахать тебя до смерти. Подумай об этом».
Я ахнула.
— А это — два дня назад.
«Дорогая Надя, не знаю, что болтают тебе полицейские. Им не остановить меня. И они это понимают. Через несколько дней, через неделю или две ты умрешь».
— Я же обещал быть честным с тобой, — сказал Камерон.
— Знаешь, а я так радовалась, что письма больше не приходят. Думала, что он выбрал другую жертву.
— Прости. — Он снова оглянулся. — Надо перетаскать папки в машину, и поскорее. Мне очень жаль.
— Я умру, да? — спросила я. — Скажи правду.
Он уже подхватил коробку.
— Нет, что ты, — отозвался он, шагая к двери. — С тобой все будет в порядке.
Глава 13
— Я на Кэмденский рынок, — сообщила я. — Ухожу прямо сейчас.
Линн растерялась. Наступила суббота, едва минуло девять утра, а Линн, наверное, уже привыкла, что я валяюсь в постели до полудня. Последние два дня стали для меня кошмаром. Закрывая глаза, я снова видела фотографии. Спящая вечным сном Зоя, изуродованная Дженни. Я стояла перед Линн, уже умытая, одетая и непривычно приветливая, и собиралась уходить.
— Там же толкучка, — с сомнением отозвалась она.
— В самый раз. Толпа, музыка, дешевая одежда и украшения. Хочу накупить безделушек. А вы можете остаться дома.
— Конечно, я с вами.
— Приказ? Бедняжка Линн! Приходится ходить за мной по пятам, не грубить, ловко лгать. Наверное, скучаете по нормальной жизни.
— У меня все хорошо.
— Обручального кольца у вас нет. А парень?
— Есть. — Она снова покраснела, родинка ярко вспыхнула.
— Наверное, ждете не дождетесь, когда все кончится. Не важно как... Идем. Всего-то пять минут пешком.
Линн оказалась права насчет толкучки. Было жарко, небо выцвело, стало грязновато-голубым, Кэмденский рынок заполонили толпы народу. Линн явилась на дежурство в шерстяных брюках и высоких ботинках. На солнце она взмокла, волосы растрепались. Наверное, парится, со злорадством думала я. Я же нарядилась в лимонно-желтое платье без рукавов и сандалии, волосы собрала в хвост на макушке. И чувствовала себя свежей и легкой. Мы пробирались сквозь толпу, от тротуаров веяло жаром. Я вертела головой в приливе эйфории — давно я не видела столько людей сразу. Панки, байкеры, девушки в ярких платьях и пестрых юбках, мужчины с рябыми лицами и бегающими глазами, шныряющие всюду подростки — с той неловкостью в движениях, которая, слава Богу, теряется с возрастом. Я принюхивалась и улавливала запахи пачулей, травки, курений, ароматических свечей и самого обычного пота.
На углу, где торговали свежевыжатыми соками, я заказала нам обеим сок из манго и апельсинов и крендельки. Потом купила двадцать тоненьких серебряных браслетов за пять фунтов, надела их на запястье, и они весело зазвенели. Купила воздушный шелковый шарф, пару крошечных сережек, несколько ярких заколок для волос. И все это сразу надела на себя, чтобы руки остались свободными. А потом, пока Линн разглядывала деревянные фигурки, я улизнула. Это было очень просто.
Я сбежала по лестнице к каналу и промчалась по узкой дорожке до одной из соседних улиц. Улицу запрудила толпа, в которую я ловко ввинтилась. Я растворилась в ней. Если Линн бросится вдогонку, ей меня не разглядеть. Никто меня не найдет. Даже он, со взглядом-рентгеном. Я сама себе хозяйка.
Меня захватило ощущение свободы, я словно стряхнула с себя все, что налипло за последние несколько недель; страх, страсть и раздражение улетучились. Так хорошо мне уже давно не было. Я знала, куда иду. Весь путь я продумала вчера ночью. Действовать надо быстро, пока никто не успел опомниться.
Звонить пришлось несколько раз. Может, он ушел? Но шторы задернуты. Наконец за дверью послышались шаги и приглушенная брань.
Я не ожидала, что мне откроет такой рослый и молодой красавец. Светлые волосы падали ему на лоб, на загорелом лице блестели светлые глаза. Он был в одних джинсах, смотрел сонно.
— Что вам? — Тон был не слишком дружелюбным.
— Вы Фред? — Я попыталась улыбнуться.
— Да. Мы знакомы? — Он лениво и уверенно расплылся в улыбке.
Я представила рядом с ним Зою с запрокинутым радостным личиком.
— Простите, что разбудила, но у меня срочное дело. Можно войти?
Он вскинул брови:
— А вы кто?
— Меня зовут Надя Блейк. Я пришла потому, что мне угрожает тот же человек, который убил Зою.
Я думала, он просто удивится, но он пошатнулся, как от удара. Чуть не упал.
— Что? — выговорил он.
— Можно войти?
Он отступил, впуская меня. Смотрел растерянно. Я прошла мимо, он провел меня наверх, в тесную гостиную.
— Кстати, мои соболезнования, — начала я.
Он впился в меня взглядом:
— Откуда вы про меня узнали?
— Видела в списке свидетелей.
Он взъерошил пятерней волосы и потер глаза.
— Хотите кофе?
— С удовольствием.
Он вышел, а я огляделась. Я думала, что увижу фотографию Зои, какое-нибудь напоминание о ней, но ошиблась. На полу валялись журналы: садоводство, путеводитель по лондонским клубам, телепрограмма. На полках лежали камни-голыши, из которых я выбрала мраморный, размером с утиное яйцо, и взвесила его на ладони. Потом осторожно положила обратно, взяла со спинки стула коричневую фетровую шляпу, надела ее на указательный палец. Мне хотелось узнать что-нибудь о Зое, но, похоже, здесь она не бывала. Я сняла с полки резную деревянную утку. Вошел Фред, и я поспешно поставила фигурку на место.
— Что это вы делаете? — подозрительно спросил он.
— Просто смотрю. Извините.
— Вот ваш кофе.
— Спасибо. — Я не предупредила, что не люблю кофе с молоком.
Фред сел на диван, который попал в эту комнату явно со свалки, и указал мне на стул. Свою кружку он держал обеими руками. И молчал.
— Жаль, что ее уже нет, — не зная, с чего начать, пробормотала я.
— Да. — Он пожал плечами и отвернулся.
А чего я ждала? Почему-то мне казалось, что мы связаны незримыми узами: он знал Зою и по этой причине был мне ближе любой подруги.
— Какая она была?
— Какая? — Он нахмурился. — Веселая, симпатичная, ну и все такое. Чего вы от меня хотите?
— Понимаю, это звучит глупо, но я просто хочу узнать о ней: про ее любимые цвета, одежду, сны, как она реагировала на те письма, словом, все... — Мне не хватило дыхания.
Он поморщился — чуть ли не с отвращением.
— Ничем не могу помочь.
