осторожно вывернулась из его объятий и легла к нему лицом. В свете фонарей с улицы я могла лишь едва различать его черты, безмятежные во сне, пухлые губы чуть подрагивали при каждом вздохе. Я ощутила острый приступ жалости. Не удивительно, что он такой угрюмый, странный, а его любовь проявляется в жестокости.
Я проснулась, когда забрезжил рассвет, и потихоньку соскользнула с кровати. Половицы скрипнули, но Адам не проснулся. Одна его рука была закинута за голову. Спящий и голый, он выглядел таким доверчивым, однако я поняла, что больше не могу лежать рядом с ним. Я схватила первую попавшуюся под руку одежду — черные брюки, ботинки, оранжевую водолазку, которая протерлась на локтях, — и оделась в ванной. Я не стала даже чистить зубы и умываться. Я могла все это сделать позже. Мне необходимо было выбраться отсюда, побыть один на один с мыслями, не быть здесь, когда он проснется и опять захочет подчинить меня себе. Я вышла из квартиры, поморщившись при щелчке, который раздался, когда закрылась дверь.
Я не знала, куда иду. Быстро шагала, ощущая холод, так как была без куртки, и глубоко вдыхая воздух. Когда стало светло, я почувствовала себя спокойнее: все как-то образуется. В кафе возле Шепардз-Буш остановилась, чтобы выпить кофе, черного, без сахара. От запаха топленого сала и ветчины меня затошнило. Было почти семь часов, и улицы уже заполнились машинами. Я снова тронулась в путь, вспоминая инструкции Адама, которые он давал в Лэйк-дистрикт. Войти в ритм, шаг за шагом, дышать правильно, не смотреть слишком далеко вперед. Я ни о чем не думала, просто шла. Газетные киоски были открыты, как и некоторые продовольственные магазины. Через какое-то время я поняла, куда меня принесли ноги, но не стала останавливаться, хотя двигалась все медленнее. Что ж, может, это, в конце концов, и не самая плохая идея. Мне нужно было с кем-то поговорить, а людей, к которым хотелось бы обратиться, осталось совсем мало.
Я добралась до места в десять минут девятого, уверенно постучала в дверь и внезапно почувствовала страшное волнение. Но убегать было слишком поздно. Послышался звук шагов, и мы оказались с ним друг перед другом.
— Элис?
Судя по тону, он не был поражен при виде меня, но не слышалось и особой радости. Он не пригласил меня зайти в квартиру.
— Привет, Джейк.
Мы смотрели друг на друга. Когда мы виделись в последний раз, я обвинила его в том, что он положил в мое молоко пауков. Он был еще в халате, но в халате, который был мне не знаком, халате, появившемся «в период после Элис».
— Просто проходила мимо? — спросил он с тусклой тенью прежней иронии.
— Можно войти? Всего на минуту.
Он открыл дверь шире и отступил на шаг.
— Здесь все изменилось, — сказала я, оглядевшись.
— А чего ты ожидала?
В комнате был новый диван и шторы, у камина лежали новые большие подушки. Пара новых картин, которых я прежде не видела, появилась на стенах, теперь зеленых. Старых фотографий, на которых изображены мы с ним, больше не было.
Я не очень задумывалась об этом или не думала вовсе. Но теперь-то поняла: мне почему-то казалось, что, когда я войду в свой старый, закрытый для меня дом, увижу, что там меня ждали. Хотя я грубо дала понять, что никогда не вернусь. Если бы я могла не кривить душой, то, возможно, предположила бы, что Джейк будет ждать меня, как бы я с ним ни поступила. Что он обнимет меня, усадит на диван, приготовит чай с тостами и станет выслушивать мои семейные печали.
— Не очень хорошо, — наконец выговорила я.
— Может, выпьешь чашку кофе, раз уж пришла?
— Нет. Да, с удовольствием.
Я прошла за ним на кухню: новый чайник, новый тостер, новые, в цвет, кружки, висящие на новых крючках, много цветов на подоконнике. Цветы на столе. Я села на стул.
— Ты пришла, чтобы забрать оставшиеся вещи? — спросил он.
Мне стало ясно, что приходить сюда было бессмысленно. Прошлой ночью меня вдруг посетила странная мысль: даже если я потеряю всех, то Джейка каким-то образом удастся сохранить. Я выдала еще несколько жутких фраз.
— Я немного не в себе, — сказала я.
Джейк удивленно взглянул на меня и передал мне кофе. Он был слишком горячим, чтобы пить, поэтому я поставила чашку перед собой и крутанула на столе, расплескав немного темной жидкости.
— Все стало немного странным.
— Странным? — повторил он.
— Можно, я зайду в туалет?
Я неуверенной походкой прошла в крошечную комнатку и посмотрела на себя в зеркало. Мои волосы засалились, кожа на осунувшихся щеках казалась нездоровой, под глазами залегли глубокие тени. Я не умывалась ни вечером, ни утром, поэтому на лице остались следы туши и грязи. Оранжевая водолазка была надета наизнанку, однако я не стала переодевать ее. Для чего?
Я умылась, а когда спускала воду в унитазе, услышала скребущий звук в комнате наверху. В спальне. Там был еще кто-то.
— Прости, — сказала я, выйдя из туалета, — это было ошибкой.
— Что случилось, Элис? — спросил он, в его голосе зазвучало настоящее беспокойство. Но не похожее на то, как если бы он все еще любил меня; скорее, как если бы я была уличной кошкой, оказавшейся у него под дверью.
— Просто я немного не в своей тарелке. — Вдруг мне в голову пришла мысль. — Нельзя ли воспользоваться твоим телефоном?
— Ты знаешь, где он, — сказал Джейк.
Я позвонила в справочную и выяснила телефонный номер полицейского участка в Коррике. Записала его на ладони фломастером, который валялся на полу. Стала набирать номер, потом вспомнила о звонках, которые докучали нам с Адамом. Мне нужно было быть осторожной. Поэтому я повесила трубку.
— Ну, я пошла, — сказала я.
— Когда ты последний раз ела? — спросил Джейк.
— Я не голодна.
— Вызвать тебе такси?
— Я могу идти пешком.
— Куда?
— Что? Не знаю.
Наверху кто-то принимал ванну. Я поднялась со стула.
— Прости, Джейк. Знаешь, прости.
Он улыбнулся.
— Теперь все в норме, — сказал он.
Глава 30
В газетном киоске я купила самую дорогую телефонную карточку, затем нашла будку.
— Полицейский участок, — ответил металлический женский голос.
Я заранее заготовила первую фразу.
— Могу я поговорить с кем-нибудь, кто ведет дело Адель Бланшар? — напористо проговорила я.
— Какой отдел?
— Господи, не знаю. — Я заколебалась. — Криминальный?
На другом конце провода наступила пауза. Раздражение?
Смущение? Потом я услышала приглушенные голоса. Она явно прикрывала трубку ладонью. Потом она снова заговорила.
— Дайте подумать, с кем вас соединить.
Послышался сигнал, она соединяла.
