велику власть имеа». Сын новгородского посадника Тучин принадлежал к верхам новгородского боярства. И Алексей с Денисом, и Тучин выступали сторонниками Москвы. Лояльность Алексея и Дениса по отношению к великокняжеской власти открыла перед ними двери кремлевских соборов.
Духовное развитие России уже тогда было неотделимо от общеевропейского культурного развития. Византийская христианская культура приобщила Россию к античному наследию. Когда Западная Европа встала на путь Возрождения, Русь не осталась в стороне от общего движения. Флорентийская уния, хотя и отвергнутая русскими властями, способствовала обмену идей между православным и католическим миром. Новгород был затронут новыми веяниями раньше других русских земель. Этому благоприятствовала оживленная торговля с германскими ганзейскими городами, тесные связи с Литвой и Польшей. Вольнодумство стало характерной чертой духовной жизни Новгородской феодальной республики. Традиции вольнодумства не исчезли и с падением ее независимости.
Москва шла по тому же пути, что и Новгород, хотя и с некоторым запозданием. Ее сближение с Западом было неизбежным следствием расширения торговых и дипломатических связей, а также династических браков в великокняжеской семье. Вторая жена Ивана III Софья Палеолог явилась в Москву в окружении итальянцев. Грандиозные строительные работы в Кремле, осуществленные под руководством итальянских архитекторов, знакомили русских с новой техникой и культурой.
Влияние «латинства» на русскую церковь проявлялось не только в возникновении ересей, но и в поведении воинствующих церковников. Новгородский архиепископ Геннадий пришел в восторг, познакомившись с практикой святейшей инквизиции. С нескрываемым одобрением владыка писал об испанском короле, учредившем святую инквизицию: с ее помощью «тот деи король очистил свою землю от ересей жидовских», так что «хвала того шпанского короля пошла по многим землям по латынской вере». Православных ортодоксов привлекало в «латинстве» совсем не то, что вольнодумцев.
В Москве ересь возникла как под влиянием новгородских еретиков, так и вследствие усилившегося общения с Западом. Полагают, что различия между московской и новгородской ересью были велики. По мнению А. А. Зимина, московский кружок еретиков был связан с феодальной знатью и играл реакционную роль. Я. С. Лурье пришел к иному выводу. В его глазах столичный кружок отражал идеологию передовых слоев дворянства.
Оценка взглядов новгородских и московских еретиков затруднена тем, что судить о них приходится преимущественно на основании сочинений их гонителей, в словах которых трудно отличить клевету от истины. Последователь Геннадия Иосиф Санин старался представить еретиков членами секты единомышленников. На самом деле на процессах 1488–1490 годов были собраны люди, придерживавшиеся различных взглядов. Общее обвинение в ереси служило для судей всего лишь средством для расправы с ними.
Московский кружок еретиков отличался по своему составу от новгородского. Но едва ли можно согласиться с Я. С. Лурье, что первый в отличие от второго был светским. В составленном Саниным перечне еретиков Новгорода по крайней мере треть — светские лица, среди них боярин Г. Тучин, Гридя Клочь, Лаврет, Мишук Собака, Юрка Долгова, Евдоким Люлиш, Самсонка, Васюк Сухой. В свою очередь, весьма видную роль в московском кружке еретиков играли протопоп Алексей и поп Денис, перебравшиеся из Новгорода в столицу. По словам Санина, к числу еретиков принадлежал новый глава церкви Зосима. Судьба новгородских и московских еретиков после процесса 1490 года была неодинакова, но это зависело не от различия в их идеологических позициях.
Московские власти не доверяли крамольному Новгороду, что и помогло архиепископу Геннадию обрушить гонения на местных вольнодумцев. В Москве ему удалось разделаться с Денисом — выходцем из Новгорода. Спасаясь от преследований, еретик Ивашка Черный — переписчик книг — бежал за рубеж вместе с московским купцом Зубовым. Таким образом, среди москвичей пострадала лишь мелкая сошка. Служба великому князю надежно укрыла от преследований церкви прочих москвичей — близкого к Ивану III дьяка Федора Курицына, сына боярского Митю Коноплева и других. Ересь свила себе гнездо при дворе наследника Ивана Ивановича. Жена наследника, по утверждению ортодоксов, сама исповедовала еретические взгляду. Иван Иванович в 1488–1490 годах еще был жив, так что всякие попытки привлечения к суду московских еретиков грозили бросить тень на великокняжескую семью. Своими действиями Иван III не раз давал повод ортодоксам обвинить его в попустительстве еретикам. Аналогичные обвинения были предъявлены митрополиту Зосиме.
Среди святителей XV века Зосима был одной из колоритнейших фигур. Он выступил как провозвестник нарождавшегося самодержавия. В «Изложении пасхалии», написанном после собора 1490 года, Зосима сравнивал самодержца Ивана III с другим столпом православия — византийским императором Константином и обосновывал мысль о том, что Москва превратилась в новый Константинополь. (Позднее эта идея легла в основу знаменитой теории «Москва — третий Рим».) Прославил бог царя Константина, писал Зосима, а теперь «сродника его, иже в православии просиавшего, благоверного и христолюбивого великого князя Ивана Васильевича, государя и самодержца всея Руси, нового царя Констянтина новому граду Констянтину (Константинополю. —
В Новгороде в ереси были обвинены лица, деятельно выступавшие на стороне Москвы. В Москве вольнодумцы и еретики выступали как апологеты грядущего самодержавия. Готовя суд над еретиками, Геннадий представил собору пыточные речи, компрометировавшие дьяка Курицына и других москвичей. Зосима не допустил суда над дьяком и другими московскими еретиками, за что вскоре сам подвергся подлинной травле.
Нифонт, епископ Суздальский, занял самую непримиримую позицию по отношению к еретикам. Именно поэтому собор 1490 года постановил послать в заточение к нему главного еретика Захария. После собора Иосиф Санин обратился к своему единомышленнику Нифонту с крайне резким обличительным посланием против Зосимы. Монастырь Санина находился в Волоколамске, на территории удельного княжества, и был подведомствен новгородскому владыке Геннадию. Поэтому Иосиф не опасался кары со стороны Ивана III и московского митрополита. Послание Иосифа показывает, что разногласия в церковном руководстве достигли после собора неслыханной остроты.
Иосиф без обиняков объявил Нифонту, что ныне на московском святом престоле сидит «злобесный волк», «первый отступник в светителях в нашей земли», «иже сына божия попра и пречистую богородицю похули… и икону господа нашего Иисуса Христа и пречистыа его матере… болваны нарицая… и всех святых писаниа отмеще: „Нет, деи, втораго пришествиа Христова, нет деи, царства небеснаго святым! Умер, деи, ин, что умер, — по та места и был“». Слова о «втором пришествии» позволяют точно датировать речь Зосимы. Православные богословы утверждали, что мир, сотворенный богом в семь дней, погибнет через семь тысяч лет, после чего настанет второе пришествие Христово.
Зосима занял митрополию 26 сентября 1490 года, когда до светопреставления оставалось менее года. По мере приближения 7000 года (этот год должен был начаться 1 сентября 1491 года) ожидания надвигающейся катастрофы усилились. Среди общей экзальтации, поддерживаемой проповедями монахов и пророчествами кликуш, здравый смысл сохраняли одни вольнодумцы. В присутствии Алексея архиепископ Геннадий рассуждал, что будет с миром («прейдут три лета, кончается седмая тысяща»). Вольнодумец заметил на это: «И мы, деи, тогды будем надобны». Еретики отвергали миф о «втором пришествии» и не сомневались, что народ обратится к ним, когда увидит их правоту. Алексей не дожил до семитысячного года, но его пророчество сбылось. Описывая смятение умов в 1491–1492 годах, Иосиф Санин больше всего сетовал на то, что православные ищут ответа на одолевшие их сомнения у еретиков. «Ныне же, — писал Санин, — и в домех, и на путех, и на торжъщих иноци и мирьстии и вси сомняться, вси о вере пытают, и не от пророков… но от еретиков… и от проклятых на соборе, от Протопоповых (протопопа Алексея. —
Митрополит Зосима пренебрег их угрозами. После смерти Алексея он приютил на митрополичьем дворе детей протопопа и его зятя Ивашку Максимова — сына еретика Максима. Зосима отказался предать суду влиятельных московских еретиков — дьяка Федора Курицына и других. В такой ситуации Иосиф Санин при поддержке владык Геннадия и Нифонта повел с митрополитом борьбу не на жизнь, а на смерть. Если бы Зосима обладал решительным характером, он мог бы подвергнуть гонениям своих противников, сместить
