концах России.
ПРИ ДВОРЕ ГОСПОД СТРОГАНОВЫХ
В годы Смуты Строгановы оказали большую финансовую помощь царю Василию Шуйскому, казна которого вечно пустовала. Незадолго до своего падения Шуйский пожаловал своим заимодавцам звание «гостей». Это звание носили немногие лица – самые богатые купцы России. В качестве особой привилегии Строгановы получили право впредь именоваться по имени и отчеству. Даже «гости» никогда не претендовали на отчество. Андрей Семенович стал первым «именитым человеком» в семье Строгановых. За ним это звание распространилось на всех членов торгового дома.
«Именитые люди» старались устроить свою жизнь сообразно новому положению. Они воздвигли себе обширный дворец в родовом гнезде – Сольвычегодеке. Сюда же свезли они старые архивы со всех своих дворов и торговых контор.
Строгановы не забыли о том, что нх предки помогли казакам взять Сибирь. Теперь они решили использовать предания старины, чтобы прославить свой род. Заслышав о том, что в Сибири местный архиепископ велел составить «Повесть о Сибирском взятии», Строгановы постарались заполучить ее копию. На службе «именитых людей» было немало грамотеев, бойко владевших пером. Им-то и поручено было переделать тобольскую «Повесть».
Как и большинство средневековых сочинений, «Повесть» имела длинный-предлинный заголовок:›‹О взятии Сибирских земли, како благочестивому царю Ивану Васильевичу подарил бог Сибирское государство и как просветлил бог Сибирскую землю святым крещением и утвердил в ней святительский престол – архиепископство»,
«Сибирская повесть» была составлена в целях прославления местной церкви. Поэтому в ее заголовке отсутствовало даже имя Ермака. О Строгановых составитель «Повести» вовсе не упоминал, как будто они не имели к походу никакого отношения. Строгановский летописец не мог мириться с такой несправедливостью. Он взялся доказать, что казаки были посланы в Сибирь его господами.
«28 июня 1579 года,- так начал свой рассказ летописец,- Ермак с сотоварищами прибыл во владения Строгановых, где пробыл на их хлебах два лета и месяца два». В приведенном рассказе интересны два момента. Во-первых, его автор явно стремился доказать, что Сибирь была взята нахлебниками и слугами Строгановых. Во-вторых, рассказ точно определял время, когда началась сибирская экспедиция.
В 1621 году тобольские ветераны после многократных расспросов объявили местному владыке, что пришли в Сибирь ровно сорок лет назад. В то время на Руси пользовались старым календарем. Счет времени вели от сотворения мира, а Новый год праздновали 1 сентября. Получив от ермаковцев «сказку» (так в те времена называли любое письменное показание), Тобольский летописец тут же пометил, что казаки ушли в Сибирь в 1581 (7089-м) году.
Тобольские казаки не могли припомнить ни месяца, ни числа, когда говорили о начале похода. Строгановский летописец впервые попытался дать более точную хронологию. Отсчитав «два лета и месяца два» от 28 июня 1579 года, можно получить начальную дату экспедиции – 28 августа 1581 (или 7089-го) года.
В первом рассказе Строгановский летописец следует той же дате, что и автор тобольской «повести», попавшей к нему в руки. Однако несколькими строками ниже тот же самый летописец, противореча себе, называет иную дату. С наступлением Семенова дня (1 сентября) на смену 7089 году пришел 7090 год, и как раз 1 сентября 7090 года Ермак с отрядом начал поход в Зауралье. В тот же день в Прикамье произошли другие драматические события: пелымский князь призвал на помощь уланов и мурз из Сибирского ханства и напал на крепость Чердынь, а затем на строгановские городки на Каме и Чусовой.
В тобольских летописях таких сведений не было. Может быть. Строгановский летописец сочинил их? По счастливой случайности самые важные документы из строгановского архива сохранились до наших дней. В числе их были царские грамоты Строгановым, писанные в 1581 -1582 годах. Знакомство с этими грамотами не оставляет сомнения в том, что именно из них Строгановский летописец почерпнул все свои сведения о нападении войск Кучума на Приуралье и о выступлении Ермака в поход.
Обращение к подлинным царским грамотам позволяет исследователю заглянуть в светлицу строгановского грамотея, встать за его спиной, попытаться постичь тайну его трудя.
Вскоре после Семенова дня (1 сентября) 1581 года Семен и Максим Строгановы пожаловались царю Ивану Васильевичу, что пелымский князь пожег их деревни на Чусовой, а их ближайший родственник Никита Строганов, которому по разделу достался городок Орел на Каме с гарнизоном и пушками, не оказал им никакой помощи. В конце 1581 года Грозный ознакомился с доносом Семена и Максима, сделал выговор Никите и велел ему держаться «заодно^ с чусовскими родственниками. В царской грамоте имя Ермака вообще не упоминалось. Совершенно очевидно, что его не было в чусовскнх владениях Строгановых, иначе он не позволил бы малочисленным пелымским отрядам безнаказанно жечь и грабить русские деревни на Чусовой.
Прошел год, и Пермский край подвергся куда более опасному нападению. Воевода главной русской крепости в Приуралье – Чердыни В. Пелепелицын спешно уведомил царя, что в Семенов день 1582 года войска сибирского хана и пелымский князь напали на крепость, а Строгановы не только не выручили его, а в самый день штурма послали Ермака и его казаков воевать сибирского султана. В ответ Иван IV направил в конце 1582 года новую грамоту Строгановым. Будучи в сильном гневе, он грозил Строгановым опалой и повелевал немедленно вернуть Ермака из Сибирского похода.
Ничтоже сумняшеся. Строгановский летописец объединил сведения всех царских грамот. Так появился суммарный рассказ летописца о вторжении сибирских мурз и пе-лымцев и об ответном походе Ермака в Сибирь в Семенов день 158! года. Тщательное чтение царских грамот обнаруживает его ошибку. В грамотах описаны разновременные нападения с участием неравноценных сил. В первом нападении участвовали слабые отряды пелымских манси, не посмевших напасть не то что на Чердынь, но и на строгановские городки. Во втором набеге, последовавшем год спустя, участвовали «сибирские люди», уланы и мурзы Кучума, и они едва не захватили Чердынь – главную опорную крепость русских в Прпуралье.
Искусство исследователя состоит в том, чтобы среди противоречивых и разновременных свидетельств выбрать самые ранние и достоверные. Для того, кто взялся составить правдивое жизнеописание Ермака, путеводной нитью могут служить грамоты, составленные при его жизни. В царской опальной'грамоте 1582 года каждое слово – на вес золота. Грамота непосредственно отразила событие, положившее начало сибирской одиссее Ермака. Казаки ушли в Сибирь на глазах у чердынского воеводы Василия Пелепелицына 1 сентября 1582 года, о чем он тут же и донес царю. Не верить воеводе нет основании.
Подобно археологу историк старается обнаружить древний слой, отбрасывая скопившийся мусор и поздние наслоения. Любой чудом уцелевший предмет, любой обломок из этого пласта может открыть исследователю очень многое. Число древних документов с упоминанием имени Ермака можно перечесть на пальцах. Вещей, принадлежавших славному атаману, сохранилось еще меньше. Самая примечательная из этих вещей – пищаль Ермака.
Некогда Грозный разрешил Строгановым основать пушечный двор в их «столице» на реке Каме – Орле (Кергедане). Их мастера делали неплохие пищали и пушки.
Шло время, и мужики-солепромышленники превратились в баронов Российской империи. Их петербургский дворец стал вместилищем богатейших коллекций. Чего только тут не было! Полотна лучших художников мира, ордена, монеты, старинное оружие. Предметом особой гордости семьи были немногие уцелевшие пушки, некогда отлитые в мастерской Аники Строганова и его сыновей. Одна из них принадлежала Ермаку. То была «затинная пищаль» – небольшая пушечка, из которой стреляли с крепостных стен либо с борта корабля.
На стволе пушечки вился затейливый узор старинной надписи: «В граде Кергедане на реце Каме дарю я, Максим Яковлев сын Строганов, атаману Ермаку лета 7090».
Дата, обозначенная на пушечке, привела историков в замешательство. 7090 год начинался 1 сентября
