вооруженного спортсмена звучало недоверие.
– Почему без надзора? – Ефим даже слышал скрип собственных мозгов, работающих на полную мощность. – Я с одним казахом договорился… У него в этом контейнере лук лежит.
– Ну, и как зовут этого твоего казаха?
Майор задумался лишь на секунду.
– Серсенбаев… Ермек. – сказал он.
Имя выскочило в голове майора само собой. Откуда оно взялось, он не знал. Ефим мог назвать любое имя. Но назвал это. И, как выяснилось очень скоро, это была – судьба.
– Он из Астаны. – для убедительности уточнил Мимикьянов. – Можете проверить.
– Из Астаны, говоришь? – с сомнением произнес боксер.
– Да. – уверенно кивнул майор.
– А где он здесь живет?
– Да, там же, у Пахома на складе. Там есть и гостиница. – пояснил Ефим.
Боксер смотрел исподлобья.
– Знаю. – процедил он.
Полубонцев размышлял. Он помолчал, щелкал пальцами по пистолетному стволу. Похоже, решение давалось ему не просто. Наконец, тяжело произнес:
– Ладно. Пойдем к твоему казаху. Скажешь, срочно понадобилось взять то, что оставил.
– Да, поздно уже… – засопротивлялся майор, но без нажима: раздражать вооруженных налетчиков он не хотел: – Давайте, завтра вместе и сходим! А то он уже спит, наверное. Они, казахи, рано ложатся… Им уже в шесть утра на базаре надо быть…
– Ничего. Разбудишь, – поводя пистолетом, посоветовал майору боксер.
– Понял, – кивнул Ефим. – Раз очень срочно надо, то идем, конечно.
30. Ворон бьет без промаха
Они вышли из флигеля.
У крыльца к ним присоединился еще один боец. Когда Ефим шел по двору, он, должно быть, прятался за акациевыми кустами.
Рядом с калиткой стоял американский внедорожник, похожий на хорошо ошкуренного и покрытого лаком носорога.
Мимикьянова ощутимо ткнули пистолетным стволом в поясницу:
– Залезай!
Майор забрался в темный салон.
– Ну, смотри, мутила, если задумал задом вильнуть, сразу ляжешь! – сказал боксер. – Пуля в печень и – навсегда отыгрался! Шутки для тебя кончились, понял?
– Понял, – грустно отозвался Ефим.
Через три минуты лакированный носорог затормозил у огромной каменной горы старого депо.
Его ворота были закрыты. Когда-то в них свободно въезжали высокие красноколесые паровозы. Теперь они впускали внутрь только нагруженные мешками и коробками ручные тележки.
Рядом с большими воротами, находилась маленькая дверь с навесом. Через нее вечерами и входили те, кто обитал в Пахомовской гостинице.
Размещалась она, как и склад, внутри депо. Вдоль одной из его гигантских стен были возведены двухэтажные антресоли. На металлических антресолях лепились небольшие комнатки, разгороженные между собой фанерными листами. Туда вела железная лестница с перилами.
Хозяева привезенных овощей, фруктов и китайских игрушек селились прямо над своими товарами: они лежали на асфальтовом полу депо или хранились в стоящих тут же трехтонных контейнерах. Это очень устраивало владельцев товара. В любое время дня и ночи они могли успокоить свои торговые сердца. Стоило только выйти из комнатки на антресолях и взглянуть вниз: вот он товар внизу, целехонький!
Хорошо все придумал хитрый Пахом. Оттого никогда и не пустовали места в этой, так называемой, гостинице, где в номерах не было ни душа, ни ванны, да и туалет-то – один единственный на этаж. Не просто так текли слюнки у местных олигархов при мыслях о доходах, что приносил старый железнодорожный тупик.
В депо пахло южным базаром и угольной гарью давно уехавших паровозов.
– К кому? – спросил их серолицый морщинистый мужичок, когда они вошли.
Он сидел за вахтерской стойкой с телефоном и настольной лампой. На столе светил зеленым кошачьим глазом и негромко мурлыкал пластмассовый электрочайник.
– Да, мы тут к Серсенбаеву, из Астаны… – не слишком уверенно сказал Ефим, прикидывая, что же делать дальше.
– К какому такому Серсенбаеву? – прищурился бывалый вахтер. – Не помню такого…
И тут майора осенило. Он поблагодарил Провидение за подсказанное имя.
– Ну, к Серсенбаеву, Ермаку… – повторил майор, делая ударение на имени. В нем он сменил одну букву в отличие от того, как произносил его для своих конвоиров. Сделал он это не случайно: Ермак – это было прозвище Пахома, которое употреблялось только между своими.
– К кому-кому? – мужичок на вахте что-то уловил обостренным чутьем уголовника.
– Да, говорю же тебе, к Ермаку! Ер-ма-ку! Он на третьем ярусе в двадцатой комнате живет… Там раньше мужик из Барнаула жил? Вспомнил?
В Барнаульской колонии усиленного режима Пахом отбывал последний срок.
Морщинистый мужичок быстрым и внимательным взглядом скользнул по Ефиму и троице за его плечами.
– А! Да, есть такой… – будто вспомнив, протянул он. – Точно. Запамятовал я. Только не знаю, на месте он или нет… Я сейчас по телефону на этаж звякну. У нас тут просто так ходить-то не положено. Сами видите, товару сколько! – он показал рукой на уходящие в темноту горы мешков, коробок и ровные ряды трехтонных металлических контейнеров. – Вдруг, что пропадет, а мне потом отвечай!
Ефим обрадовался. Кажется, вахтер все-таки его понял. Майор знал: никакого телефона на железных антресолях не было.
Бдительный охранник покрутил диск и сказал.
– Это – Гриша. А Ермак есть?
Ему что-то ответили.
– Ну, да! Гости. Нет, не могу… Встретить их надо бы. Что ж они без сопровождения по складу ходить будут? Не порядок это! Хозяин этого не любит! Кто привел? – переспросил вахтер и покосился на пришедших. – Так человек этот, что у Ермака вечерял… Да, он Ермака и просил найти. Что гостям-то сказать? Пусть чуток подождут? Сейчас он подойдет? Ну, добре!
Морщинистый мужичок осторожно положил телефонную трубку, посмотрел на борца и неожиданно улыбнулся, показав блестящие стальные зубы.
– Вот сейчас Ермак сюда к вам и подойдет! Самолично! А вы пока тут подождите! На лавку присядьте! – он указал рукой на длинную деревянную скамью у входной двери.
Майор и его конвой отошли к скамье. Но не сели. Боксер посмотрел на Ефима и спросил:
– Так, как твоего казаха зовут, я не понял: Ермек или Ермак?
– Он на оба имя отзывается. – ответил Ефим. – У себя в Казахстане – Ермек, у нас – Ермак, нам это привычнее.
– Значит, деньги здесь лежат? – спросил боксер. В его глазах Ефим видел беспокойство.
– Да. Вон там! – майор махнул рукой в темную перспективу депо. – У него контейнер в дальнем конце стоит. Деньги – в нем.
Они помолчали, потоптались на месте.
Прошло минут пять.
Мимо них прошли с улицы двое таджиков в тюбетейках и красивая черноволосая женщина в разноцветном атласном халате. В такт шагам качались ее тяжелые золотые серьги. Они подошли к железной лестнице, ведущей на антресоли и, стуча каблуками, стали подниматься вверх.
– Ну, где твой казах? – дернул шеей боксер. – Что он там, свой лук по штукам пересчитывает, что ли?
