— В известном смысле. — У меня такое ощущение, что я стою на месте для дачи свидетельских показаний и мне сильно не по себе.
— Ну вот, она и могла бы.
— Это не ее дело. Это дело твоей матери.
— Сейчас у мамы нет на это времени. Она вкалывает почем зря.
Ну вот, приплыли.
— Я тоже, — осторожно говорю я.
— Так и должно быть.
— Как это понимать?
— Отцы и должны вкалывать почем зря. А она — мать.
— Мэри-Лу тоже очень много работает.
— Этого бы не было, если бы у нее был ребенок, — парирует она.
— На это мне ответить нечего, потому что ребенка у нее нет, к тому же это все равно не имеет значения, потому что твоя мать — Патриция, а не Мэри-Лу. Речь идет о двух разных женщинах.
— Мы с мамой почти не видимся! — со злостью говорит она. Судя по всему, злость копилась в ней давно, а сейчас вырвалась наружу. — Иногда бывает так, что я ложусь спать, когда ее еще нет. Мне это до смерти надоело! — восклицает она с настоящей обидой.
Черт! Как дела могли зайти так далеко? С какой стати она должна страдать от наших амбиций? Она ведь еще совсем ребенок, который заслуживает того, чтобы рядом находился кто-нибудь из родителей. Интересно, думаю я, знает ли Патриция на самом деле, что творится?
— У мамы новая работа, — говорю я, стараясь быть терпимым и по возможности справедливым к ней. — Иной раз ничего не поделаешь. Скоро все будет по-другому.
— А если нет?
— Послушай! Занятия в школе кончаются через месяц, ты все лето будешь со мной, тогда обо всем и поговорим, о'кей?
— У меня же все равно нет выбора, правда?
Хороший вопрос.
— Нет, — сама себе отвечает она.
— А тебе не кажется, что мама обидится?
— Не знаю. Может быть. Не знаю.
— Ты же для нее все! По-моему, она здорово обидится.
— Теперь уже нет. Я теперь уже не все для нее. — Глядя на меня, она опирается на локоть. — А для тебя? Разве я не много значу для тебя?
— Ты для меня значишь больше всего на свете.
— Ну и…
— У меня есть кое-что такое, чего нет у нее. Я больше преуспел, чем она. Я больше заработал денег…
— Сейчас она зарабатывает кучу денег. Готова побиться об заклад, что больше, чем ты!
— Может быть. — Черт, только этого мне еще не хватало! Чтобы Клаудия сидела тут и подсчитывала, кто из родителей больше зарабатывает.
— К тому же у меня это был уже второй брак, а она раньше не была замужем…
— Тебе же самому с ней страшно не нравилось! Это было еще хуже, чем быть вообще неженатым. Ты мне сам говорил. — Она видит меня насквозь.
— К тому же сейчас я живу с другой женщиной.
— С Мэри-Лу?
— Да.
— А почему она сегодня не приехала?
— Она не захотела мозолить тебе глаза, ведь это же твой праздник.
— Ты бы сам ей не разрешил, правда?
— Да.
— Надо было ей приехать. Мы бы здорово повеселились.
— Я ей передам. Она будет рада это слышать.
— Мне кажется, она бы мне понравилась.
— Ты бы ей тоже понравилась.
— Это важно. На тот случай, если ты на ней женишься.
Черт, мне за ней не угнаться!
— Мы пока даже не заикаемся об этом, Клаудия.
— Когда-нибудь, может, и заикнетесь. Просто я хотела тебе сказать, что она мне нравится. На случай, если это будет тебе интересно.
— Спасибо.
Мой мозг работает с лихорадочной быстротой. Общеизвестно, что дети обладают даром предвидения, неужели она догадывается о чем-то таком, о чем я сам не имею ни малейшего представления?
— Маме как раз это и нужно, — продолжает она.
— Выйти замуж? По-моему, на новой работе у нее нет времени думать об этом.
— Так или иначе, время у нее находится.
— Откуда ты знаешь? Она что, сама тебе об этом говорит?
— Она мне больше ни о чем не говорит. Она мне
— Ты уверена, что не преувеличиваешь?
— Да. Она все говорит приказным тоном. Она без конца срывает на мне злость.
— Клаудия…
— Да, срывает! Теперь она то и дело выходит из себя. Что бы я ни делала, ее это не устраивает.
— Это все из-за новой работы. Ей, наверное, на самом деле трудно приходится, она работает гораздо больше, чем раньше. Она к этому не привыкла, ее гложет сознание вины из-за того, что она не уделяет больше времени тебе, вот она так и поступает. Ты же знаешь, что она души в тебе не чает.
— Ну да! — говорит она без всякого воодушевления.
Горячий шоколад в чашке уже остыл. Я снова наливаю его в кастрюлю, чтобы подогреть. Она бредет следом за мной на кухню. На ней ночная рубашка, она уже собралась ложиться спать. Уже одиннадцатый час, обычно она ложится пораньше. Я думал, что мы с ней выпьем горячего шоколада и поболтаем на сон грядущий.
— Она что, с кем-нибудь встречается? — спрашиваю я. — Она мне говорила, что видится кое с кем из мужчин.
— Одни зануды.
— Не все, наверное.
— Все до одного! Мама почти ни с кем и не встречается больше одного раза.
— Ей угодить трудно.
— Все они — зануды. Я бы никого из них даже близко к себе не подпустила.
— Рано или поздно она найдет себе кого-нибудь.
Теперь, когда она процветает и уверена в своих силах, это лишь вопрос времени.
— Мне все равно. Иногда я думаю, что она просто боится.
Устами младенца…
Когда я наливаю шоколад обратно в чашку, звонит телефон. Взяв трубку, Клаудия слушает секунду, потом передает трубку мне.
— Ты смотришь телевизор?
— А что там?
Это Мэри-Лу.
— Включи телевизор. — Судя по голосу, она страшно взволнована.
— По какой программе?
— По любой. По всем программам одно и то же.
— А что мне там смотреть?
