Рожденные в завоеваниях

Она поднимает голову. Она видит, что вошел врач, и тут же перестает заламывать руки и с ложной невозмутимостью кладет их себе на колени.

— Ты быстро закончил, — говорит она. Это скорее вопрос.

— Процесс осложнен… — мнется доктор.

— Но ты можешь добиться успеха, — перебивает она предстоящее объяснение, не желая его выслушивать.

— Да, госпожа, — опешил врач, непривычный к такой резкости. — Думаю, что могу.

— И ты не сделаешь ничего сверх того, о чем мы договорились.

— Конечно, госпожа, если вы так хотите, — в замешательстве проговорил он. — Но после того, как я подготовлю контейнер и тело для обработки, совсем несложно будет добавить немного закодированной информации…

Она встает, дрожа от ярости.

— С его личностью нельзя играть, азеанец! И так мне приходится подвергать его вашему вмешательству! Разве ты не понимаешь, что он скорее убил бы себя, чем добровольно сдался вашей науке на съедение? И я согласна с ним в этом.

— Я не понимаю… — промямлил врач.

— Я не прошу тебя понимать. Мне плевать, понимаешь ты или нет, — она жестом указывает на палату, где тело Йирила в этот момент облучается в лечебных целях. — Если ты притронешься хоть к одному лишнему кодону помимо тех, о которых я договорилась с тобой, ты умрешь. Понятно?

Никогда еще не доводилось ей встречать человека, которого она не смогла бы запугать, и этот не стал исключением. Доктор выведен из равновесия и нервничает из-за ее неистового упорства — и явной искренности ее слов, и потому быстро кивает.

— А когда придет ваша очередь выполнять вашу часть сделки, вы будете такой же услужливой? — его голос звучит неуверенно, но с надеждой.

Она резко кивает, ненавидя его и его науку и все, что заставило ее прибыть сюда. Подвергнуться его испытаниям? Тогда она умрет и Йирила прихватит с собой. И азеанец — дурак, если думает иначе!

Но врач принимает ее заверения. Что ему еще остается!

* * *

«Моя Хозяйка, — пишет Затар. — Мы заключили перемирие, на какое-то время. Я думаю, Анжа знает правду. Но кто может сказать, что было у нее на уме, когда она подписывала договор? Если бы Анжа стала давить и дальше, пытаясь разбить нашу нацию, то могла бы стоить мне моего Дома, и это не стало бы легкой смертью. В конце концов наш кайрт мог бы спасти Бракси. Тем не менее одного этого недостаточно. К сожалению, этот мир, который я так хотел заполучить, держит нас с Анжой вдали друг от друга; договор обязывает ее и пока он действителен, мы не можем встречаться в личной схватке, чего, как я думаю, оба страстно желаем.

Феран бесценен, как я уже говорил, и я пытался убедить его остаться здесь со мной, но он настоял на возвращении в Бисалос, или, по крайней мере, поближе к той системе. Поскольку он родился не в нашем мире, думаю, Феран недооценивает ужас, который охватил его Дом. Но человек свободен в своем выборе и имеет право действовать по собственному усмотрению. Но было бы жаль потерять его теперь.

Ты спрашиваешь, как так получилось, что мы не вывели более сильную породу людей? Разве можешь ты, которая жила среди нас так долго, хоть на мгновение сомневаться в нашей изобретательности в организации собственного разрушения? В это мгновение все Зарвати, включая меня, сжимаются в дальних углах Холдинга, выжидая, пока не пройдет буря. В конце концов она пройдет и мы вернемся. В то же время те семьи, которые имеют неплохой шанс выжить после контакта с чумой, все еще находятся на Бракси и сражаются, пытаясь усилить влияние своих Домов, и в результате сделки подхватывают тсанкар. Многие из них от этого умрут. Так что видишь, Ньен, межзвездные путешествия и природа нашего общества соединяются и пестуют слабость, а не избавляются от нее. И, по правде говоря, разве могло что-то, кроме нашей собственной глупости, сделать нашу расу такой малочисленной, от сотен тысяч браксанов до едва… но нет, я не стану приводить эти цифры.

Я сердечно благодарен тебе за то, что ты сделала! Смею ли я предположить, что находясь в такой трагической ситуации ты, как мне кажется, довольна собой? Я очень мало знал, когда забрал тебя из Сулоса, и даже не мог предположить, что ты вырастешь в такую дельную помощницу. Когда я поставил тебя Хозяйкой, я сделал это по причинам, не имевшим никакого отношения к политике, но твое деловое чутье постоянно росло и я могу тебя только похвалить, потому что отчеты о заключенных тобой сделках впечатляют. Если мужчина не может вернуться домой во время чумы, то все его дела находятся в руках его Хозяйки. Я считаю, что мне очень с тобой повезло. И мы еще победим Бракси».

* * *

Кровь — красные реки мести, свободно текущие по стерильному белому полу, суть жизни, вытекающая из человека; запах и цвет Смерти.

Д’вра отступила от тела. С ее жаора капают капли крови и падают к ее ногам. Она оценивает свою работу. Если не считать вытекающей из доктора человеческой крови, ее жертва выглядит, как рыба с неудачно вспоротым нутром. Через мгновение она склоняется к его более чистому рукаву и вытирает лезвие меча двумя быстрыми движениями, затем убирает в ножны. Убийство было легким, просто на мгновение Двр’а высвободила смертельную ненависть, что сосредоточилась на азеанце с момента их встречи. Он был экстрасенсом, он видел, что его ждет? Или ему было трудно разделить с ней желание убивать и само действие, когда имелась лишь тонкая ниточка самоконтроля, между тем и другим?

Д’вра с минуту стоит неподвижно, наслаждаясь животным экстазом после убийства. Она также страстно желает мужчину, чтобы претворить это чувство в жизнь; действие кажется неполным, когда нет мужчины, чтобы войти в нее и привести ее к пику наслаждения и удовлетворению. Но обстоятельства складывались так, что она не может удовлетворить эту страсть. В глубине мобильной станции — тишина; слышно лишь дыхание Двр’ы и Йирила и стихающее пульсирование азеанской крови, вытекающей из тела. И тишина Пустоты. Двр’а перешагивает через еще теплое тело и отмечает, что лицо — то, что от него осталось — сохранило удивленное выражение. Хорошо. В конце концов он оказался дураком.

Лихорадочная краснота, вызванная чумой, сходит с лица кайм’эра. На мгновение ее охватывает удивление и, прикладывая палец в перчатке к виску Йирила, Д’вра думает: «Они изменили его. Они изменили его суть. Они сделали его кем-то, кем он не должен был стать». Если истинное Имя отражает душу и душа изменена, нужно ли менять Имя? Она убирает руку. «Тебе было суждено умереть, — говорит она мысленно. — И я изменила тебя. Благодарный, как может быть благодарен человек за свою жизнь, сможешь ли чувствовать ко мне что-либо, кроме ненависти за это?».

Двр’а поднимает Йирила — если это все еще Йирил, в чем она не уверена — и несет его почти без труда, поскольку сила тяжести на станции минимальна. Д’вра аккуратно кладет Йирила в нише своего корабля и складывает его сильные руки на груди. Дышат ему стало гораздо легче. Она снова слышит голос азеанца у себя в сознании, его последние слова:

— Все сделано. Он будет жить.

И снова ярость накатывает на нее. Неужели азеанцы на самом деле думали, что она отдаст свои браксанские гены их ненавистной науке и пройдет — как там это называется — экстрасенсорное тестирование? Ее злит одно воспоминание об этом. Но обещание ее обеспечило жизнь Йирилу. И если азеанцы так сильно хотели иметь чистокровную браксанку для тестов и экспериментов, то пусть пытаются заполучить ее и дальше. Повторенье — мать ученья, во всяком случае, для воина.

Д’вра набирает топлива для своего корабля из запасов станции и удаляется с места убийства. После минутного размышления она стреляет по кораблю доктора, снова и снова, пока его силовое поле не рушится и сам корабль не падает наконец в очищающий ваккуум. Последний выстрел раскидывает остатки, и больше ничего не остается, кроме крошечных частичек мусора, свидетелей встречи, — и совсем ничего, чтоб рассказать о ней.

И только тогда Д’вра устанавливает обратный курс. Домой? Она горько усмехается. Это уже не годится. Она знает свой народ и знает чуму, и поскольку никогда не сможет рассказать Йирилу, что сделала в дни своего отсутствия, то ничего кроме самой яростный вражды ожидать от лорда не приходится. А так и должно быть, но все равно — больно.

Д’вра опускается на пол рядом с Йирилом. Только сейчас, после стольких дней, усталость накатывает на нее и Д’вра уступает ей… И льются слезы, и она их не удерживает больше. Это будет долгий полет домой