совершить нечто худшее.
Не знаю, какие чары они применили против меня. Вероятно, такие, что лишь оставляют в душе зацепки с расчетом на будущие покушения, наносят увечья, смертным невидимые. Мы, магистры, жестокосердны, и ничто так не разжигает нашу жестокость, как беспомощность противника. Смертные между тем оставались слепы – их занимало только, почему угасли прекрасные огни и когда те зажгутся вновь.
В конце концов, я, почти бездыханный, соединился с новым консортом, припал к нему, как к роднику в пустыне, и отогнал чары, обступившие меня в темноте. Я был уверен, что победил, но как знать? Быть может, с того раза во мне осталось нечто чуждое, нечто, связующее меня с одним из соперников. Не зря же мы опасаемся присутствия других магистров, когда меняем консортов… и не зря все магистры стремятся присутствовать при чужом Переходе.
Для того-то они все и явились. Услышав о нашем представлении, они сразу смекнули, чего это мне будет стоить.
Кое-как очнувшись, я увидел над собой короля Амбулиса с пылающими гневом глазами.
«Ты подвел меня, магистр! – Он говорил тихо, чтобы не слышал народ, но я-то знал, что другие магистры его слышат. – В небе темно, а я не давал такого приказа!»
Я с усилием встал и опять занялся фейерверком. Бледные лица магистров внизу следили за мной, пьяная толпа требовала продолжения. У меня раскалывалась голова – падая, я ударился о перила помоста, – а в желудке змеем свернулся страх. Я спрашивал себя, что сотворили со мной магистры в миг Перехода и что будет в следующий такой миг, если Амбулис доведет меня до крайности и мне понадобится свежая атра?
«Итак?» – вопрошал мой король. И я, черпая жизнь из нового консорта, зажег ночь его душевным огнем. Зрелищем распоряжалась сама Смерть, хотя это понимали одни лишь магистры.
И ради этого кто-то умирает, говорил я себе, расцвечивая небо огнями. Не ради победы над врагом, не ради того, чтобы я остался в веках, даже не ради какой-то моей прихоти. Кто-то умирает, чтобы потешить гордость этого человека. Стоит ли оно того?
Наутро я уехал, ни разу не оглянувшись назад, – помолчав, завершает рассказ Итанус.
– И обрели покой здесь? – тихо спрашивает Камала.
Он долго смотрит в ночь, прежде чем ответить.
– Где же и найти его, как не в лесу? Нужды мои немногочисленны. Мои консорты, как правило, умирают от старости… чуть раньше, чем естественным порядком, но не столь рано, чтобы люди обращали на это внимание. И хищники в черных одеждах не окружают меня, карауля миг моей слабости. Да, я полагаю, что обрел покой, насколько магистр способен об этом судить.
Теперь, в свой черед, замолкает она. Ему не нужно смотреть на нее, чтобы знать, о чем она думает, – этим насыщен воздух вокруг нее.
– Тебе этого мало, не так ли? Она молчит.
– Мне в дни моей молодости было бы мало.
Алмазные глаза, не мигая, глядят во мрак.
– Последнее время мне снятся странные сны. – Она закусывает губу. – Я думаю, они… о моем консорте.
– Это невозможно, – цепенеет Итанус.
– Да, вы говорили.
– Что ты видишь? Почему думаешь, что тебе снится он?
– Лица я не вижу. Ничего такого. Просто… чувствую чье-то присутствие. И связь между нами. Я знаю, что он такое, но не могу узнать, кто он. – Она поднимает глаза на учителя. – Есть ли способ сделать эти сны более ясными? Я пытаюсь каждую ночь, но у меня ничего не выходит.
– Не надо ничего выяснять, – шепчет он.
Она не спорит с ним – она никогда не спорит, – но ее глаза блещут вызовом, слишком хорошо знакомым ему.
– Камала… послушай меня. – Он берет ее за плечи, поворачивает к себе. – Это смерть, понимаешь? Боги в милосердии своем обрекли наших консортов на безымянность, даровав нам неведение. Будь по- другому, как могли бы мы делать то, что делаем?
– Я хочу знать, – шепчет в ответ она. – Разве вы никогда не думали о тех, кто поддерживает ваше существование? По-моему, такое любопытство только естественно.
– Камала… – Он подбирает слова, зная ее железное упорство. Если он не поможет ей понять все магистерские «как» и «почему», вряд ли она будет уважать их обычаи. – Мы больше не люди в понимании смертных. Мы крадем чужую Силу, разжигая собственную, давно охладевшую жизнь. Если ты хоть на миг усомнишься в своем праве, пожалеешь о своем деянии… связь прервется, и ты умрешь. Не доведывайся о его имени. Не пытайся разглядеть во сне его лицо. Поверь мне, этого нельзя делать.
– По-вашему, эти сны правдивы? – не уступает она. – Значит, если я все-таки увижу его лицо, оно будет настоящим, а не измышлением спящего разума?
Итанус качает головой, его губы сжаты.
– Я не знаю. Говорят, будто некоторые магистры пытались получить сведения о своих консортах путем волшебства, но все их попытки проваливались. Ни одному магистру еще не удалось узнать, с кем он связан… ни одному
– Может быть, именно поэтому они умирали. Другие женщины. Вы говорили, что некоторые из них совершали Переход, но потом умирали.
