Но окно над ним оказалось закрытым.
А вот в соседнем окне большая, в четверть оконной рамы, форточка уходила внутрь комнаты на пол ладони.
Майор, насколько мог, переместился в сторону соседнего окна и повис рядом с водосточной трубой на вытянутой руке и распрямленной ноге, словно кормовой корабельный флаг на ветру.
И как только его чуткие волчьи уши оказались у соседнего окна, он сразу услышал голос Балалаева:
– Илья! Продай мне «Шапку-невидимку»! Миллион хеврюшек даю! Продай!
– А чего ты, Тоша, волшебную палочку не просишь? – отозвался директор Топологии.
– Может быть, и попросил бы, только у тебя ее нет. А вот «Шапка-невидимка» есть!
– Да, откуда? – отчетливо, совсем рядом с висящим майором прозвучал голос Лисаверта. – Нет у меня никакой «Шапки-невидимки»!
– Ай, Илья, не надо меня обманывать! Не надо! Ты же знаешь, Балалая обмануть нельзя! Я ведь все знаю. Знаю, и кто инкассаторов с моими деньгами грабанул! Отморозок один. Окунь дохлый. На дно сейчас залег. Знает, найду – заживо зажарю! – Бешеный Балалай нажал голосом так, что оконное стекло задребезжало. То ли от ударной звуковой волны, то ли, от страха.
– Мне, Тоша, про твои уголовные дела слушать не интересно. Все эти ваши окуни, караси и щуки мне противны! – глухо прозвучал голос Ильи Сергеевича.
– Э-э-э, подожди! – прямо над ухом майора прозвучал густой голос торгового магната. – А твои академики тебе не противны? Нет? А чего? Если ты такой честный, так должны быть противны. Деньги у инкассаторов-то взял Окунь с подручным. А вот по-тихому привел их к кассе, а потом также по-тихому увел твой человек. Кто-то из твоих академиков! Почему у Окуня так все ловко получилось? Да потому что ему и его корешу твой человек «Шапку—невидимку» одолжил! Вот почему! Я все-е-е знаю! От Балалая в нашем городе тайн нет.
Форточка над головой майора скрипнула и распахнулась на всю ширину.
– Ну, и кто же этот академик? – спросил Илья Сергеевич, находящийся на расстоянии, максимум в метр, от распластавшегося на стене майора.
– Да, если бы я знал, Илья дорогой, я бы сам сначала с ним побеседовал! Насчет того, что нехорошо чужие деньги брать. Да, хрен с ним, с академиком! Но «Шапку-невидимку»-то он одолжил из твоих хранилищ, Илья. Больше не откуда. Я ведь знаю: коробчили твои академики несколько лет назад одну такую секретную штуку. И называлась она – «Шапка– невидимка». Вот так. Что, скажешь, нет? Врать будешь?
– Нет у меня никакой «Шапки-невидимки», – ответил директор «Топологии». – Ни за миллион. Ни за два. И давай, Тоша, прекратим этот глупый разговор!
В кабинете наступила тишина. Как не прислушивался майор, ни одного слова из распахнутой форточки не долетало до его чутких ушей.
И вдруг опять, совсем рядом, он услышал голос Балалаева. Но был он каким-то незнакомым. Майор даже не сразу его узнал. Подумал: еще кто-то появился в кабинете? Но нет, это был голос Антона Никитича. Только какой-то севший, утративший упругость, как сугроб снега в марте.
– Ну, если не хочешь за деньги, так дай, Илья! Как другу, хоть и бывшему, но, все-таки, другу! Труба мне без «Шапки-невидимки», Илья! Пойми, труба!
– А что такое, Тоша? – спросил Лисоверт. – Со своими уголовниками чего не поделил?
– Хуже, Тоша! – тяжко ронял слова торговый магнат. – Такие люди на меня взъелись, что мои уголовники и рядом не завтракали! Ошибся я в одном деле! Соглашаться надо было! Ну, уступил бы контрольный пакет своей торговой сети москвичам, без денег все равно бы не остался! Где москвичи, а где я? Как говорится, владелец, тот, кто на складе, а не тот, кто на докладе! Все равно весь местный персонал подо мной бы ходил! Не рассчитал! Да, кто ж мог знать, что они такие? Что у них подвязки на таком верху, что голову не поднимай, шапка свалиться!.. Вот моя и свалилась! Теперь, только на твою «Шапку- невидимку», Илья, вся и надежда! А то грохнут они меня. Или, на крайняк, на нары опять отправят. А в наши годы, Илья, это уже тяжеловатенько будет! Это в двадцать лет, что нары, что Канары, разница – не такая уж и большая. А сейчас – большая разница. Большая.
– Эх, Тоша, – раздался за окном вздох Лисоверта. – Я, может быть, и помог бы тебе по старой дружбе, да поверь, нет у меня «Шапки-невидимки». Нет.
– Не хочешь, значит, – глухо произнес Балалаев.
– Да, не могу! – воскликнул Лисоверт.
– Значит, не хочешь, – протянул Антон Никитич. – Ну, ладно. На «нет», и суда нет. Все вы такие, правильные, как до серьезного дело доходит, так всегда одно и тоже: хотел бы, да не могу! Что ж, Илья, пойду. Нет у меня времени просто так рассиживаться.
В кабинете раздался резкие и частые, будто выстрелы, удары трости о паркет.
Ефим подтянулся на занемевшей руке к вытянутому вертикально оцинкованному питону и соскользнул по нему вниз.
В туже секунду нижняя секция трубы оторвалась от остальной части и с грохотом артиллерийского залпа упала на бетонную отмостку коттеджа.
Ефим даже вздрогнул.
Тотчас рядом с ним открылось среднее окно первого этажа и в сад высунулось полное белое лицо хозяйки дома.
Майор прижался к стене, став плоским, как камбала.
Светло-ореховые глаза Людмилы Александровны быстро обежали открывшееся пространство. Она высунулась из дома почти по пояс. Острый лисий носик, умело замаскировавшийся на большом белом лице, понюхал окружающий мир.
– Илюша, это ты там шумишь? – громко произнесла она.
Между спиной майора и кирпичной стеной волос бы не пролез.
Супруга Лисоверта еще раз подозрительным взглядом окинула сад, но стоящего в нескольких сантиметрах от нее майора не заметила6 он оказался для нее в мертвой зоне. Людмила Александровна что-то проворчала и, словно улитка в раковину, втянулась внутрь дома.
Ефим облегченно вздохнул, отклеился от стены и направился за угол.
Выйдя из-за стены, он остановился.
Перед майором открылась и начала разворачиваться с неотвратимостью компьютерной программы, следующая картина:
Из дверей дома на крыльцо выходили Илья Сергеевич Лисоверт и Антон Никитич Балалаев.
У деревянного садового столика ярким цветным столбиком застыла Ангелина Анатольевна Рогальская. Ее лицо было обращено к входной калитке.
А в нее – один за другим – входила группа людей. В камуфляже, в черных масках с прорезями для глаз и с автоматами в руках.
Возглавлял группу человек в гражданском. Высокий и узкий. Его так и хотелось назвать Гобоем – духовым музыкальным инструментом с раздвоенным язычком внутри.
36. Соло для гобоя с сопровождением
Лисоверт и Балалаев, замерли на крыльце.
Они смотрели на незваных гостей.
Приблизившись к стоящим на крыльце, Гобой – подполковник Крабич – сунул руку во внутренний карман пиджака и обратился к торговому магнату:
– Гражданин Балалаев? Антон Никитич?
Не дожидаясь ответа, Крабич сунул ему в лицо небольшой лист бумаги.
– Вы арестованы, – громко и отчетливо произнес он. – Вот постановление суда. Взять! – кивнул он двум подошедшим гигантам в черных масках с прорезями для глаз и автоматами, висящими на широких плечах.
На руках у владельца сети магазинов «Наш дом» защелкнулись стальные кольца наручников.
– Идите вперед! – равнодушным голосом, каким кондуктор в автобусе обращается к пассажирам в конце рабочего дня, произнес атлет в маске.
Антон Никитич повернул голову к стоящему рядом Лисоверту.
