оттолкнулась от них и, не закрывая дверь, побрела по дорожке к машине. Там ноги у нее подкосились, и она опустилась на асфальт, привалившись к еще теплой двери. Эмили закрыла глаза.
Она не знала, сколько сидела там, обхватив колени и положив на них голову. Машина остыла, и Эмили начала замерзать. Пальцы онемели. Слезы замерзли, превратившись в ледяные полоски. Они жгли ей лицо. «Что ты так убиваешься, – говорила она себе. – Ведь это всего лишь собака». Но слова не успокаивали ее. В тот момент ей казалось, что лучше бы погибла Рейчел, а не щенок.
Она поднялась и бесцельно двинулась вперед. Следов наезда на улице не было. Эмили опустилась на колени, уставилась в темноту. От сильного расстройства она не сразу заметила на противоположной стороне улицы, в канавке у бордюрного камня, какой-то странный комочек. В тусклом свете фонаря он был едва виден. Вначале он показался ей просто кусочком тряпки, вылетевшим из мусорного бака. Эмили не обратила бы на него внимания, если бы он не показался ей знакомым. Она долго рассматривала его и наконец узнала. В ту же секунду выражение удивления на ее лице сменилось ужасом.
Она догадалась, что это за предмет.
Не может быть…
Почувствовав внезапный прилив сил, Эмили оторвалась от земли, поднялась. Неторопливым шагом она пересекла улицу, стараясь не глядеть на привлекший ее внимание бордюрный камень и сточную канавку рядом с ней, но ее взгляд неудержимо стремился туда. Она подошла, покачала головой, все еще не веря. Она отказывалась верить в свою догадку даже после того, как, нагнувшись, подняла с асфальта кусочек ткани и убедилась в том, что глаза не обманули ее.
И тогда ладони Эмили сжались в кулаки.
Горе исчезло, уступив место ярости. Никогда в жизни она еще так не ненавидела. Не Снежок вырвался со двора. Это вырвалась наружу, найдя удобный момент, годами копившаяся ненависть. Эмили затрясло от злости. Она побледнела, губы сжались в тонкую полоску, на скулах заиграли желваки.
– Рейчел! – хрипло, протяжно закричала она и затем тише, словно застонала: – Рейчел!
Она бросилась назад через улицу и влетела в дом, закрыв за собой дверь с такой силой, что задрожала посуда. Ей было все равно, что скажут о ней завтра соседи. И все это время она не переставала звать дочь. Когда Эмили ворвалась на кухню, Рейчел продолжала сидеть в том же кресле, лениво перелистывая каталог. Подняв голову, она молча смерила мать равнодушным взглядом. Она просто ждала.
– Это ты сделала! – завизжала срывающимся голосом Эмили. – Ты!
Кулаком, в котором был зажат кусок любимой игрушки Снежка, она с размаху ударила дочь по лицу.
– Ни с какого поводка он не сорвался, – прошипела Эмили. – Ты открыла калитку, подождала, когда появится машина, и бросила вот это! – Она разжала кулак. – Ты убила его.
– Ты смеешься, что ли? – ледяным тоном произнесла Рейчел.
– Не изображай невинность! – взорвалась Эмили. – Гаденькая сволочь, убийца. Такая же бессердечная мразь, как твой спившийся папаша. Получай! – Она еще раз ударила дочь по лицу.
Злость, сдерживаемая долгое время, требовала выхода. Эмили нагнулась, схватила Рейчел за волосы, выдернула ее из кресла и с криками «Убийца!» принялась неистово бить по лицу, с каждым разом ударяя все сильнее и сильнее.
– Это ты специально сделала! – проорала она в лицо дочери и влепила ей еще две пощечины.
Щеки Рейчел покраснели и покрылись царапинами, из рассеченной губы сочилась кровь. За все время она не издала ни звука, не поморщилась и не попыталась увернуться или убежать. Она спокойно глядела на мать своими холодными глазами. Она дождалась, когда мать устанет, остынет, сядет в кресло, посмотрит на нее и закроет лицо руками, после чего, ни слова не говоря, развернулась и ушла к себе в спальню. В кухне воцарилась тишина.
Эмили долго сидела в кресле, покачиваясь и постанывая. Послышался тихий скрип пола в спальне Рейчел, затем звук ее шагов в коридоре и плеск воды в ванне.
Эмили не раз клялась себе пальцем не трогать Рейчел, что бы та ни сделала ей.
И вот она нарушила свое обещание.
– Миссис Стоунер, – настойчиво повторил Птичка. – Что бы вы хотели сказать Рейчел?
Эмили продолжала смотреть в камеру. На глаза навернулись слезы, потекли по щекам. Зрители видели перед собой безутешную мать, измученную мыслями о пропавшей дочери, они думали, что она только и делает, что ждет ее. Но они не знали правды.
– Я скажу, что мне очень жаль, – проговорила Эмили.
В пятницу вечером Страйд сидел в своем полуподвальном кабинете. Хромированная настольная лампа отбрасывала небольшой кружок яркого света на лежащие перед ним папки. Страйд специально приехал, чтобы в тишине и одиночестве заняться бумажной работой, просмотреть отчеты о преступлениях, совершенных за несколько недель, прошедших после исчезновения Рейчел. Большинство – мелкие бытовые ссоры, угоны автомобилей, попытки кражи из супермаркетов. Подобные дела Страйд передавал подчиненным, сержантам, которых у него было семь. Помимо тонких папок с текущими делами, его дожидались и объемистые тома. Они лежали плотными рядами, прикрывая собой весь его древний стол. Раздумывая, Страйд кидал в их сторону тревожные взгляды.
Было тихо. Молчали телефоны. Сотрудники разошлись по домам. Страйду нравилось сидеть здесь вечерами, в полной тишине. Иногда, правда, начинал жужжать пейджер, как назойливый комар, сообщая об очередном происшествии в городе. Приходилось посматривать на него. Страйд появлялся в своем кабинете редко и старался не проводить в нем много времени. Все самые важные расследования он вел лично. Его это вполне устраивало. Кабинетную работу Страйд не любил, считая, что полицейский должен находиться на улице. Административной работе Страйд отдавал вечера, когда ему никто не мешал.
Финансировали его отдел не очень скудно, но и без щедрости. Кабинет Страйда, во всяком случае, давно нуждался в ремонте. Трубы над навесным потолком текли, отчего закрывающие их пенопластовые плиты покрылись рыжими пятнами сырости. Иногда с них капало на столы. Серый ковер на полу стал почти черным и стерся до тонкого листа. Сам квадратный кабинет был мал. В нем с трудом умещались стол и два кресла – для Страйда и посетителя. Этим он отличался от кабинетов лейтенанта и сержантов, где вместо второго кресла стоял офисный стул. Его сотрудники украшали стены своих кабинетов плакатами, а столы – семейными фотографиями. У Страйда на доске объявлений висела лишь одна старенькая фотография Синди, да и та была почти не видна под приколотыми информационными сообщениями из министерства национальной безопасности. Неуютное, холодное убежище, где Страйд, впрочем охотно, скрывался вечерами.
В нескольких метрах от двери раздался тихий звонок лифта. Такое вечерами здесь случалось редко и означало, что спустился кто-то из настоящего кабинета, с кожаной мягкой мебелью и секретаршей. Ждал Страйд недолго. Вскоре дверь открылась, и в проеме появился заместитель начальника полиции Кайл Кинник, или, как его все называли, Два-К, маленький как карлик.
– Привет, Джонатан, – сказал он.
Два-К ступал, смешно раздвигая носки ступней. Подойдя к креслу, он задумчиво посмотрел на лежащую в нем пачку бумаг. Страйд извинился и стряхнул их на пол.
