Она пыталась меня купить. А тот, кто покупает, всегда находится в слабой позиции.
– Пойдем со мной после школы, Берит, у меня есть целый ящик с пастилками «Санди».
– А Йилл?
– Да, да, Йилл тоже пусть идет.
Это и был тот самый дом, он стоял возле озера, у них свой причал имелся и красивая большая лодка. Ее папа был владельцем всего концерна «Санди».
– Флоры нет дома, – сказала она.
– Флора... это твоя мама?
Она пожала плечами.
– Твоя мама ведь умерла?
– Да.
– Она на кладбище лежит?
– Да.
– Она иностранка была?
– Она приехала из Франции. Когда я вырасту большая, тоже туда перееду.
– А по-шведски она говорила, твоя мама?
– Говорила.
– А ты по-французски говоришь?
– Папа меня научит. Когда у него будет время. Сейчас он очень занят с разными фабриками.
Когда мы подходили к дому, она велела нам притихнуть.
– Вдруг Флора еще не уехала.
Она не уехала. Мы прятались за большим камнем и наблюдали, как она спускается с лестницы. Она не походила на наших мам. Моя мама была старой, я поняла это, когда увидела Флору. Она была почти такой же тонкой, как мы. И накрашена как кинозвезда. Ей было трудно идти по гравию на высоких каблуках, они все время увязали. У дороги ее ждал автомобиль. Мы увидели, как она садится на заднее сиденье, а шофер придерживает дверцу, а потом закрывает.
Нас она не заметила.
– По магазинам поехала, – сказала Жюстина. – Она любит по магазинам ходить.
Ключ от дома висел на шнурке у Жюстины на шее. Она встала на цыпочки, чтобы отпереть дверь. Было немного жутковато крадучись ходить по их дому, будто мы делали что-то запретное. Будто и она сама совершала нечто ужасное.
Жюстинина комната находилась на втором этаже. И была похожа на мою. Кровать, письменный стол, книги. Несколько кукол и плюшевых зверей. Она опустилась на колени и выдвинула из-под кровати ящик.
– Па-да-да-дам! – пропела она и сорвала крышку. Словно фокусник.
Ящик был полон коробочками с пастилками.
– Берите, – сказала Жюстина.
Мы взяли каждая по четыре коробочки, Йилл и я, больше было не унести.
– Ну мы пошли, – сказала Йилл.
Жюстина вскочила на ноги и остановилась в дверях:
– Хотите посмотреть, где моя мама умерла?
Мы переглянулись.
– Да, – сказала я.
– Тогда пошли со мной!
Она привела нас к большому окну на втором этаже.
– Здесь мама лежала на полу и умирала.
– А почему она умерла?
– У нее в мозгу что-то оторвалось.
– Она что, сумасшедшая была, твоя мама? – спросила Йилл, хихикнув.
– Нет...
– Ты же сумасшедшая, может, тебе от нее передалось, – сказала Йилл.
– Вовсе я не сумасшедшая!
Я покосилась на гладкий коричневый пол и попыталась представить себе, как женщина, которая была Жюстининой настоящей матерью, лежала там и хрипела, перед тем как испустить последний вздох.
– А ты плакала? – спросила я.
– Почему плакала?
– Когда твоя мама лежала здесь и умирала.
– Наверное, плакала.
Она побежала вниз по лестнице, мы за ней.
– Хотите еще кое-что посмотреть?
– Нет.
– Хотите, хотите! Кое-что интересное!
– А что?
– В подвале.
– А что там, в подвале?
Она уже открыла дверь, ведущую вниз, и начала спускаться по ступенькам.
Йилл поглядела на меня:
– Ладно, давай.
Ничего особенного в подвале не было. Там стоял большой отопительный котел, на веревке сушились простыни. У окна стоял каток для белья, лежала гора квадратных камней, на которых стояли пустые цветочные горшки.
– А что тут в подвале? – спросила я.
Вид у Жюстины был таинственный. Заколка в ее волосах расстегнулась и болталась, запутавшись в волосах. Она распахнула дверь в комнату поменьше.
– Там! – указала она пальцем.
В комнатке стоял обычный бак, в котором кипятят белье. И больше ничего.
– И что тут такого? Такой есть у бабушки с дедушкой.
– Флора меня иногда туда сажает.
– Что?
– Когда на меня сердится.
– Она тебя в бак сажает?
– Да.
– А зачем?
– Она напускает туда воды и говорит, что выварит из меня упрямство.
У меня по спине побежали мурашки, но не от страха, не от сочувствия, а от чего-то другого, словно бы приятного.
Я много думала об этом в последнее время. У детей, кажется, нет способности к сопереживанию. Только вот у всех ли детей? Или это я была такая... А как же в нашей семье? У меня же были хорошие, добрые родители, которые со мной хорошо обращались. Может, они меня баловали, они ведь были совсем немолодые, когда я наконец появилась. Я была единственным ребенком, никаких братьев- сестер, которые меня держали бы в узде. Конечно, тогда вырастаешь избалованным.
Но ведь человек имеет право выбирать, с кем хочет общаться? Она же могла к кому-нибудь другому липнуть, а не все время к нам с Йилл. У нее в школьной сумке было полно коробочек с пастилками «Санди», мы выбирали, хотим мы с ментолом или с медом, а если не могли выбрать, то получали и те и другие. Ох, до чего же нам хотелось от нее отделаться!
Мне кажется, что это я предложила пойти на кладбище. Идти туда было довольно далеко, вдоль всей дороги в Сандвик, если, конечно, не бежать закоулками.
Она тащилась за нами как приклеенная. Мы с Йилл болтали друг с дружкой и не обращали на нее внимания, но я знала, что она за нами увяжется, именно на это я и рассчитывала.
