его жилищу. Зрелище было – не приведи господь. Медведь нашел бочку старого сала и повсюду его размазал. Еще он разворотил небольшую купальню неподалеку. Старик жутко перепугался, жутко. Хоть и совсем не божий одуванчик был.
Йилл хотелось в туалет. Тихо ступая, она пробралась в ванную. Часы показывали шесть. Йилл спустила воду и вернулась в комнату. Тор спал. Она осторожно приподняла край занавески, чтобы взглянуть на зябкое утро. Птенец чайки за стеклом нахохлился, будто от холода. Ночью Йилл слышала его тонкий, пронзительный писк. Птенец и теперь пищал, словно выталкивая звуки всем телом. Озирался в поисках мамы, неспособный понять, что она сделала свое дело и теперь он предоставлен самому себе.
Тор зашевелился и внезапно открыл глаза. Посмотрел в сторону окна, будто ожидая увидеть кого-то другого, не Йилл.
– Доброе утро, – тихо проговорила она.
Он кивнул и закутался в одеяло. Как улитка, прячущаяся в домик.
– Который час?
– Можешь еще поспать.
– Нет, хватит.
– Как ты?
– Ну, так. Нормально.
– Больше не тошнит?
Он отрицательно покачал головой.
– А ты?
– Да вот смотрю на птенца чайки, которого мы видели вчера вечером. Все еще ищет маму.
– Хм.
– Надеюсь, выживет.
Тор не ответил. Она привыкла к этому. К его молчанию, к тому, как он замыкается, словно прячется внутрь себя. Через минуту он прокашлялся.
– Она снова мне приснилась.
– Берит?
– Да.
– Хороший сон? – осторожно поинтересовалась Йилл.
– Она жила в квартире. Я чуть с ума не сошел от радости, когда узнал. Позвонил в дверь, она открыла. Такая гладкая, округлившаяся. Не толстая, но будто округлая, холеная. Она сказала: это ты? Как будто не удивилась. И лицо точно фарфоровое.
– Фарфоровое?
– Такая красивая, накрашенная, она всегда была такая… – Он запнулся и натужно исправился: – Она всегда такая.
– Да, она всегда такая, – повторила Йилл.
Некоторое время Тор молча лежал, затем потянулся за сигаретами. Вытащил одну, покрутил в руках.
– Она стояла в дверях и улыбалась, приглашая внутрь, и губы у нее были, как всегда, такие красные, блестящие, но, как только она заговорила, я понял, что она нетрезва.
– Как это?
– Ну, пьяная. Напилась, но не так чтобы в хлам, а как будто… как будто я тоже пьянел, стоя на пороге и глядя на нее.
– Хм. Ты можешь как-то истолковать этот сон?
– Нет.
Йилл и сама порой видела сны о Берит – болезненные, тяжелые, – но теперь это происходило все реже. Ведь Берит пропала так давно. В глубине души Йилл знала, что надежды снова увидеть подругу нет.
Она знала, что никогда не забудет первый разговор. Рано утром в понедельник, на следующий день после исчезновения Берит. Она работала в ночную смену и только что вернулась домой. Машина не завелась, так что пришлось идти пешком в темноте всю дорогу. Тротуары покрывала корочка льда, и несколько раз Йилл чуть не упала. В голове шумело от усталости. Уже во дворе она услышала звонок телефона.
Это был Тор Ассарсон, муж Берит. Он был на взводе, практически рыдал в трубку.
– Но ты-то должна, должна знать, где Берит!
Должна! Как заклинание.
Они с Берит не виделись неделю, лишь раз наскоро поболтали по телефону. Договорились сходить в кино. Йилл незадолго до этого переехала в Сёдертэлье, и если допоздна задерживалась в Стокгольме, то оставалась ночевать у Берит и Тора, в Норра-Энгбю, в кабинете.
Тор приехал к Йилл поздно вечером в понедельник. Какой-то съежившийся. Йилл никогда не видела его таким. Она сварила крепкого черного кофе, но никто не стал его пить. Йилл только что закончила смену, за двое суток она спала всего четыре часа. От усталости внутри царила пустота. Йилл казалось, что Тор преувеличивает. Он схватил ее за руки:
– Она что-нибудь говорила тебе? Что она говорила?
– Тор…
– Обо мне, о нас!
Насколько откровенно следовало отвечать?
– Ну… что-то такое намекала, – пробормотала она.
Тревога пульсировала в висках, Йилл бросило в жар. Пришлось встать и открыть окно. Сырой февральский воздух ворвался в кухню.
Тор сжал пальцами виски. На щеках его пролегли серые полоски.
– Мужчина, муж всегда все узнает последним!
– Ты о чем?
– Я говорил с той женщиной, Дальвик. Та, что из Хэссельбю, больная, ну, у которой конфеты. Вы учились в одном классе.
– Жюстина? – еле произнесла Йилл.
– Да, Жюстина. Ну и имечко! Моя жена поехала к ней, чтобы облегчить совесть. И эта чужая баба из Хэссельбю рассказала, что Берит была несчастна со мной! Недовольна нашей жизнью.
Он закурил, не спросив разрешения.
– Не удивлюсь, если весь Стокгольм осведомлен о подробностях интимной жизни супругов Ассарсон. – И фыркнул, выпуская дым, – на этой стадии гнев еще брал верх над страхом.
– Это не так! – возразила Йилл.
– Откуда тебе знать? Что она сказала тебе? На что намекала? – Тор передразнил интонацию Йилл, затем встал и начал метаться от стола к раковине и обратно. Темно-синие брюки были ему коротковаты.
– Только то, что она… что-то насчет спячки…
Тор обернулся и посмотрел на Йилл покрасневшими глазами.
– Но это со всеми бывает, – поспешно добавила она. – Рано или поздно. Это скорее правило, чем исключение.
Он открыл кран, загасил окурок, произнес четко:
– Как ты думаешь, могла она уехать? Чтобы припугнуть меня?
– Зачем ей пугать тебя?
– Или не напугать. Разбудить. Если она считает, что я сплю. – Он сухо засмеялся, явно довольный своей шуткой.
– Но зачем она, в конце концов, поехала в Хэссельбю? – спросила Йилл. От этого названия ее пронзило острое беспокойство, даже спустя столько лет.
Глава 7
Когда Ханс-Петер добрался до гостиницы, термометр показывал двадцать пять градусов.
В метро было невыносимо жарко, Ханс-Петер подобрал бесплатную газету и принялся обмахиваться ею. Чем больше он думал о разговоре с Ульфом, тем больше портилось настроение. Ульф упомянул какую-то
