Сначала он не узнал голос: звучный, спокойный – обычно он был другим, каким-то испуганным и будто умоляющим, как голос ребенка.
– Я не мешаю? – спросила она.
– Вовсе нет. Мы же сказали, что ты можешь звонить когда угодно.
– Да, да, я знаю.
Она умолкла, и он внезапно понял: что-то произошло.
– Ариадна?
Она молчала.
– Он снова взялся за старое? Твой муж, Томми?
Тогда она разрыдалась, и он спешно продолжил:
– Расскажи. Ты можешь рассказать?
– Он… – Ариадна всхлипнула, Ханс-Петер слышал, как она шуршит носовым платком и сморкается.
– Он там? Подонок… я заберу тебя и Кристу, сейчас же, еду!
– Нет, – еле разборчиво произнесла Ариадна. – Не надо. Томми уже нет в живых. Томми умер.
– Что?
– Это правда. Он умер вчера вечером, аллергический шок.
Она рассказала, как все произошло. Про его мучения, про дикую тоску и страх в его глазах, про «скорую», на которой его увезли.
Ханс-Петер не знал, что сказать.
– Я никогда не забуду, – говорила Ариадна. – Этого я никогда не забуду. Видеть, как умирает человек, – человек, которого ты знала столько лет, отец твоего ребенка. Что бы он ни сделал… Видеть, как он уходит из жизни.
Слова текли потоком вместе со слезами. Ханс-Петер дал ей выговориться.
– Как Криста? – спросил он, как только она немного успокоилась. – Хотите приехать сюда?
– Ты добрый, Ханс-Петер, ты такой добрый, – всхлипнула Ариадна.
– Я уже сказал, что могу приехать и забрать вас. Мне не трудно, я с удовольствием.
– Не стоит. Дома теперь так спокойно. Я и моя Криста. Мы будем вместе, она и я.
Ее речь звучала по-новому. Внезапно Ханс-Петер осознал перемену: она говорила совершенно без акцента.
Ханс-Петер вспомнил одну фразу, на немецком – запомнилось еще в старших классах. Сентенция Лao- цзы, основателя даоизма.
– Ариадна, слушай! – воскликнул он. – Есть старая пословица, звучит примерно так: Ein Ende nit Schrecken ist doch besser als ein Schrecken ohne Ende. Да, черт возьми, так и есть, так и есть.
– Что это означает?
– Что твоя жизнь наконец-то начнется по-настоящему.
Жюстина стояла в той же позе. Он ощутил, как гнев окатил его жаром.
– Я не хочу так жить!
Она молчала.
– Что-то случилось дома у моих родителей. Я хочу, чтобы ты рассказала.
Никакой реакции.
– Это из-за мамы? Я знаю, иногда она может ляпнуть такое… но это не со зла. Она просто усталая, обиженная жизнью старушка, ты же должна это понимать.
Жюстина медленно повернулась к нему.
– Расскажи, – умоляюще произнес он. – Мы пропадем, если не будем доверять друг другу.
Она сглотнула и закрыла глаза.
– Я знаю, что такое молчание, – продолжал он. – Я столько лет жил в молчании. Я больше не выдержу, я не смогу жить в молчании.
– Да…
– Ты что-то скрываешь? – Он заставлял себя говорить, просил ее раскрыть нечто, способное разрушить все, что у них было общего.
Жюстина шагнула к нему, она не была похожа на саму себя, это был кто-то новый, кого он прежде не знал.
Ханс-Петер отвернулся, обхватил руками голову.
– Жюстина, ответь мне. То, что тебя мучает, это связано со смертью?
– Может быть, – прошептала она. – Да, связано.
Глава 20
Йилл достала ключи от машины. Вообще-то ей не нужна была машина. Если понадобится съездить в Стокгольм, есть автобусы и электрички. А на работу можно доехать на велосипеде, кроме как зимой, конечно, когда лежит снег. Но снег теперь ложился нечасто и ненадолго, быстро таял, оставляя напоминание о себе в виде ледяной корки.
В этот понедельник у нее был выходной. Сегодня это должно произойти. Больше откладывать нельзя, нужно сделать то, к чему она так давно готовилась, – поехать в Хэссельбю и встретиться с Жюстиной. Йилл не собиралась звонить и предупреждать. Просто подойдет к двери и нажмет на кнопку звонка.
Сделала ли Берит так же?
В глубине души Йилл не верила, что Жюстина знает что-то, чего не знают другие. Тор разговаривал с ней. И полиция. Жюстина, вероятно, рассказала все, что могла рассказать. И все же сделать это надо. Ради Тора. И ради себя. Как угадаешь, вдруг появится какая-нибудь ниточка, за которую можно потянуть.
Старая машина завелась не с первой попытки. Она купила автомобиль, переехав в Сёдертэлье, и думала, что будет пользоваться им чаще, чем вышло в результате. «Пассат» девяносто первого года, кое- где уже поеденный ржавчиной.
«Следите за продольными балками, – сказали ей при техосмотре. – Если ржавчина пойдет и там, то машине прямая дорога на свалку».
«Продольные балки, – повторила про себя Йилл. – Где они вообще находятся?»
Она заправила машину у Веда. Ну и цены стали на бензин! Йилл вдруг вспомнила, что целое лето не заправлялась – по крайней мере, в Швеции. На «пассате» она не ездила с весны, и машина была грязная, на капоте даже виднелись следы кошачьих лап. Хорошо было бы поставить в гараж, но поблизости свободных не нашлось, да и расходы увеличивать не хотелось. Иметь машину – и так дорого.
День был солнечный и холодный, с резким ветром, гнавшим волны к заливу, где обитало лебединое семейство. Она заметила лебедей, как только подняла жалюзи. Двое взрослых с тремя серыми детенышами, которым предстояло сменить окраску на белую. Йилл назвала это место Лебединым заливом. Летом там можно было купаться, ранним утром – даже голышом.
Но сейчас была осень. Есть в этой поре что-то печальное, какая-то тоска, опустошенность. Йилл ощутила прилив сентиментальности. «Я одна», – подумала она. И снова вспомнила, что если умрет, то еще неизвестно, кто займется ее похоронами. Родителей давно нет в живых, ни братьев, ни сестер у нее нет, как и у Берит.
Парни, подумала она. Товарищи по работе – они бы и занялись церемонией. А она даже не воцерковлена. Интересно, они об этом знают?
И Тор, конечно, Тор.
Его запах остался на ее коже. Она не стала принимать душ. Сразу после полуночи они разделись и вместе легли в ее постель. Руки принялись ласкать его тело, его член был таким мягким под ее ладонью, но рос и креп. Когда он вошел в нее, она ощутила боль – последний раз все было так давно. Он почувствовал и сбавил темп. Это не мешало их неожиданной стыдливой радости – его губы целовали ее веки, она ощущала холодящие следы языка. Под закрытыми веками мелькали образы: широкое красное платье, которое она носила в юности, как она крутилась, а платье раздувалось колоколом. Йилл схватила его за бедра, присосалась, впилась зубами, я жажду тебя, я хочу быть твоим соком и твоей силой, войди в меня, будь во мне, расти! И он рос, креп, как корень, как росток из ее лона, и тепло наполняло ее толчками.
После он лежал, отвернув лицо к стене.
– Что такое? – прошептала она. – Тор, дорогой, что такое?
