их не целуй – всё равно везде у них будет задница. Посылают тебя, говоришь? Это ещё не беда, вот если б ты к ним в лес (он кивнул на меня), на Хапу попал, там тебя солдаты не только посылали бы, но и в морду давали, такие там отморозки служат. И гарнизонная гауптвахта там будет очень далеко, а солдаты – вот они, рядом. Ты в тайге будешь один на один с ними. Знаешь, как там говорят? «Закон – тайга, медведь – прокурор». Пойми, офицерские погоны, офицерская форма и хромовые сапоги сами по себе не дадут тебе ни авторитета, ни уважения. Ты сам, как личность, должен быть авторитетом для солдат. И ты или станешь таким, настоящим офицером, или сломаешься.
Я быстро получил все нужные документы и побежал в гараж. Уже на КТП меня тормознул начмед, держащий в руках какую-то стеклянную бутыль.
– Ты куда, на Хапу?
– Да.
– Я поеду с тобой.
– Дык, скоро ж автобус с офицерами поедет. Может лучше вам с ним, там удобнее? А у меня и печка не работает, холодно. А на улице – минус сорок, замёрзнете, товарищ лейтенант.
– Нет, я с тобой поеду.
Всё ясно. Начмед вёз в нашу медсанчасть регулярную норму спирта. Потому и не поехал с офицерами, знал, чем это закончится.
Но я продолжал его отговаривать:
– Машина только с ремонта, не обкатана, может сломаться по дороге. Рискованно это.
– Но тормоза в ней есть?
– Есть!
– А это самое главное, остальное – пустяки!
– Да только вот воздушную систему на морозе прихватывает, так что тормоза всё равно не будут работать.
– Ничего, доедем...
– Ладно, садитесь.
Но сразу на Хапу уехать не получилось. Следующим меня тормознул главмеханик майор Густин.
– Ты на Хапу?
– Да!
Надеюсь, он не захочет тоже со мной поехать. Не люблю ездить с командирами, тем более в другой гарнизон. Без них можно к магазину подъехать, купить чего-нибудь съестного. А то и подзаработать, подвезти чего кому.
– Подъезжай к складу, воин, там тебе погрузят насос для вашей котельной. У вас на Хапе водяной насос сломался, роты уже неделю без отопления, в казармах лёд на полу.
Вот это новость! Впрочем, я б всё равно не сменял родную мне Хапу на Софпорог, тем более, что здесь мне грозила губа, если не уеду сегодня. Хаппонен свою угрозу не забудет, можно не сомневаться. Гнусный это мужик, рассказывали – он и на офицеров стучал своему политначальству, и даже получал за это в морду от комбата.
Наконец, насос погрузили, а теперь – газу! И на Хапу, домой. Надо же, за год с лишним службы казарму домом стал называть. Да так он и есть, по сути.
Сердце чуть не выпрыгивало у меня из груди, когда я, наконец-то, отъехал от комбината в сторону Старого Софпорога. Поскольку печка в моём чаморочном МАЗе не работала, да и не было её отродясь, то пришлось опустить оба боковых стекла, чтоб не заиндевело от дыхания лобовое стекло. И это при минус сорока на улице! Впрочем, мне было жарко, гидроусилитель руля тоже не работал, исправного насоса в гараже для меня не нашли. Ну и плевать, мне на этом самосвале больше не работать, после рейса я перейду в лесоповальную бригаду. Мослать вручную баранку тяжёлого МАЗа – не самая лёгкая работа, и вскоре от меня пошёл пар, несмотря на мороз. Я посмотрел на начмеда. Лейтенант потихоньку закрывал окно, из которого на него дул морозный воздух. Лобовое стекло тут же покрывалось морозными узорами, я протирал его рукавицей и сердито говорил лейтенанту, чтобы он не закрывал боковое окно. Он соглашался, опускал стекло, а потом снова потихонечку поднимал его.
Наконец, мне надоело бороться с инеем на стекле и уже за погранпостом я сказал медику:
– Что у вас в бутыли – спирт?
– А тебе то что за дело? – сердито так ответил.
И я начал грузить его:
– Ну, вы слыхали про спиртовые антиобледенительные системы? Спиртом поливают обледеневшие поверхности самолёта, и он испаряется вместе со льдом.
– И что?
– Ну так, я уж забодался стекло протирать. Если б мне глотнуть спирта и дышать им на лобовое стекло, то иней на него бы не садился.
– Ты что! Ты ж за рулём!
– Ну дык, я ж глотать его не буду, только рот ополосну. А то не доедем, на хрен, – припугнул его. Тормозной кран к тому времени прихватило замёрзшим конденсатом в воздушной системе, ехали практически без тормозов. Для того, чтобы этого не случалось, на воздушных баллонах МАЗа, ресиверах, стояли специальные краны для слива конденсата, который полагалось ежедневно продувать. И это предохраняло тормозную систему от замерзания… при морозах до минус двадцати-тридцати. При сильных морозах тормозной кран все равно примерзал из-за мельчайших капелек влаги, не осевших на дне ресиверов.
Остановились, лейтёха открыл бутыль и протянул её мне:
– На, тока немного.
– Само собой, – и я присосался к бутыли, делая глотки.
Вот только не надо возмущаться 'Не верю!', уважаемые читатели. Я и сейчас могу на спор выпить чистый спирт из горлышка, а уж тогда, в стройбате – тем более. К тому же на морозе спирт легче пьётся.
Начмед вырвал у меня бутыль, едва не обломав мне зубы.
– Хватит, увлёкся! Ты ж сказал, только рот ополощешь.
– Так что же, по-вашему, я спирт выплёвывать должен? И как у вас язык повернулся, товарищ лейтенант, такое кощунство произнесть. Да для вас, вижу, вообще ничего святого нет: спирт – и на землю!
И мы поехали дальше. От спирта стало совсем жарко, язык у меня развязался и я ещё долго нёс начмеду всякую чепуху:
– Подумаешь – сорокаградусный мороз – что я первый год на Севере, что ли. Нас сношают – мы крепчаем! К тому ж я родом из Сибири, так что не надо меня, та-арщ лейтенант, Родиной пугать.
Он же скис совсем, похоже – подходил к точке замерзания.
А мне было хорошо – по фигу мороз, зато какая суровая красота вокруг! Низко над горизонтом простужено светило хмурое солнце, вдоль дороги – сугробы, за ними заснеженные высоченные деревья. Сопки, покрытые льдом озёра, низкое серо-свинцовое небо.
Раньше я жил в Крыму (из Сибири меня увезли ребёнком) среди степей, вживую леса почти не видел, только читал о нем. И слово «лес» для меня однозначно сочеталось со словом «русский». Влияние одноимённого романа Леонова. Но здешняя суровая природа никак не навевала мысли об Иване-царевиче и трёх богатырях. Больше чудились суровые, немногословные герои финского эпоса «Калевала». Вобщем, всё здесь было какое-то чуждое, нерусское, я чувствовал себя здесь чужим, непрошенным оккупантом.
Наконец, приехали на Хапу. Начмед, как сидел, скрючившись, так потом вылез и скрюченный поплёлся в санчасть. Сосулька ходячая. А я, подняв кабину, слил воду и только потом заглушил мотор.
Всё! Больше я не шофёр до самого дембеля, провались ты – железяка чертова. Больше не буду я до потери пульса гонять по лежнёвке и зимникам, а ночью трахаться с ремонтом вместо сна. Пусть теперь салабоны корячатся с тобой. Дедушка Саша будет на лесоповале 'прохлаждаться', помощником вальщика. Ночью всяко валить лес не заставят.
Надо бы ещё зайти в столовую, может, пожрать дадут. В окошке раздачи мне плеснули жидких щей. Я
