большего в обмен на платье? — выкрикнула она. Судя по всему, он считал, что одна ночь не оправдывает его затрат на дорогостоящий туалет. — Ты настолько гнусен, что у меня нет слов.
— Возможно. — Глаза Мартина сверкнули, и его лицо напряглось в усилии сохранить маску невозмутимости. — Но теперь ты здесь и ты моя жена. Старая традиция соблюдена, ибо, по сути дела, каждая новобрачная из нашей семьи проводила свою первую брачную ночь на гаремной кровати. — Он кивком указал на кровать. — Она у нас считается символом плодовитости. Хотя в твоем случае это скорее всего нереально. При том образе жизни, который ты ведешь, ты наверняка принимаешь противозачаточные средства.
Лив открыла было рот, чтобы возразить, но промолчала. Его чудовищное заявление напомнило ей о беременности и о ее трагическом исходе. Боль волной прокатилась внутри Лив, словно кто-то повернул нож в ее внутренностях. Как она может любить этого человека? Ей ведь на мгновение показалось, что и у него есть свои слабости. Нет, просто на нее ему абсолютно наплевать. Для мужчины, так тщательно скрывавшего от нее свои шрамы в течение двадцати четырех часов, он что-то уж слишком быстро переменился, с горечью подумала Лив. В одних трусах он был еще более хорош собой, насколько такое вообще возможно. Его гибкая мускулистая фигура прямо-таки лучилась притягательностью. Он был так привлекателен, что даже тысяча шрамов не могли его изуродовать. Лив завороженно следила, как он надевал легкие бежевые брюки. Затем набросил белую рубашку с короткими рукавами, застегнул пуговицы, засунул рубашку в брюки и щелкнул пряжкой тонкого ремня.
— Ты закончила?
Лив внезапно сообразила, что смотрит на него во все глаза.
— Нет, не закончила, — заявила она, решительно вздернув подбородок и смело встречая его насмешливый взгляд. — Что касается твоих пресловутых традиций, то твоей первой жене они, похоже, не больно-то пошли на пользу, ведь детей у тебя нет. — Воспоминание о его предательстве отозвалось в сердце Лив такой болью, что ей захотелось ударить его, и побольнее. — Вернее, законных детей, — ядовито прибавила она, окончательно разозлившись при мысли о его любовницах.
В два прыжка Мартин оказался рядом. Лив хотела было отскочить, так страшен был его ледяной взгляд, вонзившийся в ее лицо, но она храбро осталась стоять на месте.
— Ты не знала мою покойную жену и не смей больше упоминать о ней. — Смуглое лицо было бесстрастно, но в голосе слышались стальные нотки. — Понятно?
Еще бы, с горечью подумала Лив. Свою жену он не просто любил, а боготворил, но это не помешало ему обманывать ее — хотя бы с ней, Лив! И тут вся ярость, боль и негодование, дремавшие в ее душе долгие годы, прорвались наружу.
— Что ты! Я все прекрасно понимаю. Так же, как и то, что восемь лет назад, затащив меня к себе в постель, ты не соизволил поставить меня в известность о том, что помолвлен. Ты не изменился; все так же гнусно манипулируешь людьми! — бросила она.
— Ошибаешься, Лив, я очень даже изменился. Меня больше не поймаешь на хорошенькое наивное личико, — рявкнул Мартин, пригвоздив ее к месту бешеным взглядом. — И, когда мы познакомились, я не был связан словом с другой женщиной. Это лишь предлог, который ты изобрела, чтобы успокоить свою нечистую совесть.
— Я не так глупа, как ты думаешь, — горячо запротестовала Лив. — Я видела фотографию на камине, и потом Сержиу…
— Не смей произносить его имя в моем присутствии, — резко оборвал ее Мартин. — Я не позволю тебе клеветать на моего лучшего друга только потому, что у тебя совесть нечиста.
— Это у меня-то совесть нечиста? — возмутилась Лив. Ее руки сами собой сжались в кулаки.
— Послушай, я ведь проявил максимум терпения. И не требовал у тебя объяснения твоих поступков в прошлом.
— Твоя наглость не знает пределов, — закричала она. — Ты помнишь лишь то, что тебе удобно помнить, черт возьми!
У Мартина как-то странно побледнели губы.
— Не испытывай моего терпения, Лив, — свирепо предостерег он. — Я старался держать себя в руках и вести себя как порядочный человек, но с меня хватит.
— Ты порядочный человек? Не смеши меня! — презрительно отрезала Лив. — Да с первого дня нашей встречи ты только и делал, что манипулировал мной!
— Довольно, — произнес Мартин, и на его лице отразилось такое презрение, что Лив похолодела. — Ругаться из-за прошлого — последнее дело. Ты моя жена. И в качестве таковой потрудись вести себя соответственно. Пора закончить препирательства. Я готов предать прошлое забвению и объявить перемирие.
К нему уже вернулась его обычная чуть отчужденная невозмутимость, и говорил он так, словно обращался к совету директоров. Лив, которой надоело, что этот наглец обращается с ней, как с последней дрянью, готова была вновь обрушиться на него с упреками, но удержалась и закусила нижнюю губу. Мартин стоял всего в нескольких сантиметрах от нее, верхняя пуговка его безупречной белой рубашки была расстегнута.
— Я не стану расспрашивать тебя о твоих прежних любовниках — Габриеле и прочих, но ты окажешь мне ту же услугу. — Его чувственные губы растянулись в иронической гримасе, которая, по-видимому, должна была изображать улыбку.
Лив невольно залилась краской стыда, но сразу подавила в себе чувство вины. Она не сделала ничего постыдного. Габриель был лишь добрым человеком и хорошим другом. Просто у них не сложилось. Он потом сказал ей: «Ты из породы однолюбов, и, к несчастью для меня, я не тот счастливец». Но как Мартин догадался? Она ведь всего один раз о нем упомянула.
Его проницательность была просто поразительна, и при одном взгляде на эти резкие черты, суровую мужественность его тонкого лица, она решила, что Мартин слишком умен, чтобы тратить время на пустые споры с ним. Почему бы не получать удовольствие от того, что он готов ей предложить, и не требовать слишком многого. Прошедшей ночью она испытала такое блаженство, о каком и не мечтала. Тот факт, что она любит его, а он ее — нет, не так уж и важен. Мне уже двадцать шесть, старовата я для детских грез о нежных вздохах, грустно подумала Лив.
— Твое молчание означает согласие, так ведь? — спросил Мартин. — Признайся, Лив, мы уже достаточно взрослые люди, чтобы понимать никчемность подобных споров. Как там говорят? Все равно что черпать воду решетом. Согласна?
— Согласна, — спокойно отозвалась она. — Но при одном условии. Я требую от тебя абсолютной верности. — Сейчас он ее не любит, но, может, со временем полюбит. Однако этого никогда не произойдет, если придется делить его с любовницей.
Мартин явно удивился. На его лице мелькнуло какое-то странное выражение, и он сделал шаг по направлению к ней.
— Разумеется, дорогая, — протянул он. — Даю тебе слово. Но ты должна понять, что и от тебя я требую того же самого. — Он протянул к ней руку, но Лив быстро отступила.
— Подожди. По-моему, ты кое о чем забыл, вернее кое о ком, — резко произнесла она и увидела, как его брови недоуменно сошлись на переносице. — Любовница, о которой ты упомянул, когда сделал мне свое столь изысканное предложение.
Мартин поморщился.
— Мне далеко за тридцать, и в течение нескольких лет у меня никого не было. Было бы глупо отрицать, что у меня прежде были любовницы. Но не теперь. Сегодня ночью я впервые за полгода, если не больше, был с женщиной. — И, прежде чем Лив успела хоть что-то сообразить, его рука обхватила ее затылок и он прильнул к ее губам долгим поцелуем.
Она запоздало попыталась отстраниться, но Мартин другой рукой обвил ее талию и привлек к себе. Когда он наконец отпустил ее, глаза Лив были полны боли и гнева.
— Ничего не выйдет, Мартин, — без обиняков заявила она. — Я не стану жить с лжецом.
— Ты это обо мне? — недоверчиво спросил Мартин. Их взгляды скрестились, и в воздухе запахло взрывом. — Еще никто никогда не ставил под сомнение мое слово. Как ты…
— Замолчи. — Лив подняла руку к его лицу. — Ужин в первый вечер в Лиссабоне и телефонный
