— Нет! — остановил его жестом Нарцисс. — Этого больше не нужно. Они, как я понял, сирийцы и будут молчать. Ответа от них не добиться.
— Я бы за это не поручился, — возразил сухо Макрон. — Есть способы…
— Способы есть, а вот времени у нас нет. Мы заберем их с собой и отдадим людям Плавтия. Так будет верней. А сейчас свяжите их понадежнее, но не усердствуйте, чтобы завтра они смогли ковылять.
Утром стал виден полный масштаб столкновения. Было найдено еще двенадцать тел, их погребли в наспех вырытом рву. Макрон приказал солдатам выйти на марш в полном боевом облачении, так что последний отрезок пути давался им нелегко. Усталые, потные, плотной стеной окружив носилки Нарцисса, они тащились в Гесориакум, а на багажной повозке тряслись их раненые товарищи. Чтобы освободить для них место, легионерам пришлось расстаться со значительной частью своего личного багажа, что, разумеется, не прибавило никому любви к пленным, опутанным одной веревкой, конец которой был привязан к задку все той же повозки.
Несмотря на бессонную ночь, колонна двигалась без привалов, ибо время от времени в пределах видимости то там, то тут показывались группки всадников. Похоже, ночные налетчики сопровождали центурию, но повторить атаку уже не решались. Незадолго до наступления сумерек они, резко повернув лошадей, скрылись за гребнем подходившего к дороге узкого кряжа. Когда стало темнеть, Макрон приказал своим людям ускорить шаг, и, несмотря на усталость, никто не выказал недовольства. Солдаты шли ходко. Все опасались, что в темноте их преследователи осмелеют и предпримут новое нападение.
Наконец центурия, будучи уже на пределе сил и возможностей, вползла на вершину очередного холма, и Катон ахнул от изумления. Внизу сверкал огромный, освещенный огнями тысяч костров лагерь. На его территории были сосредоточены три императорских легиона вкупе с приданными каждому вспомогательными когортами и специализированными отрядами инженеров, механиков, кораблестроителей, интендантов, картографов и писцов. Вид людского муравейника численностью в пятьдесят тысяч человек производил сильное впечатление, но по приближении к нему стали улавливаться признаки неблагополучия. Вокруг лагеря во множестве слонялись невооруженные, неряшливо одетые легионеры. Одни, устроившись на придорожных камнях, играли в кости, другие, пьяные до бесчувствия, валялись около них.
Когда центурия приблизилась к валу на расстояние оклика, ее остановил штабной, сопровождаемый вооруженным эскортом трибун. Переговорив с Макроном, он распорядился отконвоировать пленников в надежное место, а представителю императора очень учтиво предложил следовать за собой. На этом Катон и Макрон расстались со своим привилегированным подопечным, и уже навсегда. Знаком велев нубийцам поднять портшез, Нарцисс отбыл к главнокомандующему, даже не поблагодарив своих охранников за спасение и не высказав сожаления об участи тех солдат, что отдали за него жизнь.
Потом к Макрону подскакал префект Девятого легиона, согласившийся разместить раненых в своем госпитале, куда их незамедлительно и отправили. После этого он сопроводил центурию на отведенную ей площадку.
Торопливо поставив палатки, все солдаты, кроме тех, кому пришлось заступить в караул, провалились в усталый сон.
ГЛАВА 29
Через два дня Второй легион прибыл на место, и огромная территория оказалась заполоненной тысячами солдат, торопливо принявшихся за обустройство лагеря. В строгом соответствии с военным уставом первым разбили шатер легата, потом шатры старших командиров, и только после этого простые солдаты начали ставить свои, куда более непритязательные палатки.
Веспасиан сидел в командном отсеке за небольшим походным столом, отгородившись ширмой от рабов и писцов. Вторые распаковывали сундуки с документами, первые таскали мебель, домашнюю утварь и настилали полы. Над всем этим гомоном довлел голос Флавии. Легат знал, что она рада окончанию марша и возможности отдохнуть, отложив по крайней мере на месяц-другой мысли о неизбежности нового, еще более долгого путешествия к Риму.
Сам Веспасиан был доволен куда в меньшей степени, хотя, к превеликому его удивлению, пропавший документ несколько дней назад был возвращен ему, да не кем-нибудь, а все той же умницей Флавией. Она обнаружила его среди детских игрушек, а мальчуган заявил, что нашел эту «штучку» на полу, но ничего более конкретного сообщить по своему малолетству не смог. Веспасиан крепко обнял жену и тут же упрятал документ в самый дальний уголок своего секретного сундука. По всей видимости, похититель выронил его во время бегства. Разумеется, легат не мог не отметить, что помогло ему чуть ли не чудо, ведь письмо мог найти первым не Тит, а кто-то другой. О Юпитер, страшно подумать, чем бы тогда это кончилось! Но теперь, хвала Небу, злосчастный свиток находился на месте, однако ликование Веспасиана по этому поводу едва не сводила на нет неприятная ситуация, складывающаяся за пределами его шатра.
За день до прихода в Гесориакум к нему прискакал гонец от Плавтия с новыми разъяснениями ситуации, складывающейся в подвластных (или уже неподвластных) ему войсках. По мнению командующего (тут Веспасиан усматривал руку Нарцисса), в нынешних обстоятельствах не стоило использовать Второй легион для подавления зреющего в армии недовольства. Куда более благоразумным представлялось путем уговоров умиротворить разболтавшихся за время вынужденного безделья солдат, чем воздействовать на них грубой силой. Для бойцов, отправлявшихся в долгий и опасный поход, воспоминание о кровавых репрессиях — багаж отнюдь не самый желательный. Возможно, мирный путь к преодолению разногласий более длителен, но это не столь уж высокая цена за сохранение единства и боевого духа.
Впрочем, перспектива проторчать некоторое время на берегу узенького пролива, отделявшего Галлию от Британии, не так удручала Веспасиана, как то, что в новых планах командования участие Второго легиона в первой волне вторжения не предусматривалось вообще. Два других легиона уже в течение нескольких месяцев упорно готовились к высадке, и именно им выпадала честь первыми сойти на враждебный берег и расчистить плацдарм для прибытия остальных сил. Веспасиан понимал, что если бриттам вздумается дать решительный бой захватчикам прямо на побережье, то все лавры и, соответственно, весь политический капитал достанется командирам передовых подразделений. Имея достаточный опыт, легат предвидел, что после этого его легиону придется увязнуть в трясине бесконечных стычек с мелкими варварскими племенами, что было чревато потерями, но не обещало какой-либо славы и едва ли могло занять в анналах истории большее место, чем короткая сноска. Он впряжется в черновую работу, в то время как толпа на улицах Рима будет славить других.
Впрочем, подумал он вдруг, все это обернется реальностью только в том случае, если Плавтию удастся (миром, не миром, правдами или неправдами) совладать с мятежом.
Картина, представшая взору легата, когда он шествовал к генералу, возмутила его до крайности. О какой-либо дисциплине в гигантском воинском лагере, похоже, даже и речи не шло. Мало кто из встречавшихся ему солдат удосуживался поприветствовать его салютом. Хорошо еще, что эти нагло шатавшиеся без дела, одетые не по форме и практически поголовно пьяные легионеры все-таки не отваживались его задирать, хотя взгляды их были полны неприязни. Все выглядело так, будто во всей этой, с позволения сказать, армии соблюдать устав и выполнять приказания вышестоящих чинов считали нужным лишь командиры, и то, вероятно, с оглядкой на своих совершенно охамевших бойцов.
Кипя от возмущения, но сохраняя внешне спокойствие, легат подошел к господствовавшему над лагерем огромному деревянному дому, и его провели в помещение, где у стола с расстеленной на нем большой картой сидели Нарцисс и Плавтий. В прежние времена Веспасиан знавал Плавтия и теперь поразился тому, как изменило гордого римлянина бремя непомерных забот.
— Рад, очень рад, — произнес Плавтий с улыбкой. — Давненько же мы с тобой не видались. Жаль только, что нашей встрече не сопутствуют более счастливые обстоятельства. Ты знаком с Нарциссом?
— Нет, генерал. Хотя его слава дошла и до Рейна.
— Добрая, я полагаю? — осведомился Нарцисс.
Веспасиан уклончиво покивал.
— Я должен поблагодарить тебя за защиту и помощь, оказанную мне твоими людьми.
