миндальными деревьями, но в наступающей темноте я видел только крутые склоны над башнями, скалы и утесы. И знал, что, хотя мне удалось все забыть, там, наверху, меня будет терзать беспокойство.

В то же время одна из марсельских девиц решила заявить на нас из-за того злосчастного драже. Когда наша карета добралась до Лакоста, ордер на наш арест был уже выписан.

*

Маркиз негодовал, плакал и не знал, что делать. Новость о том, что на нас заявили, уже достигла его ушей, и он не желал выходить из своей спальни. Вместе с тем маркиз жаловался, что чувствует себя там как в тюрьме. Он проклинал марсельскую полицию. Бранился, впадал в исступление и не жалел презрительных слов, понося всех адвокатов Франции и всю ее проклятую правовую систему. Неужели мужчина не может спокойно наслаждаться с проститутками? Неужели закон запрещает желания? Он даже вскочил на стул и осыпал бранью потолок, словно это были небеса, населенные жаждущими правосудия богами. Но тут же упал на пол, плача и каясь во всех смертных грехах. Мадам Рене пыталась утешить его, но он не мог вынести ее материнского тона и выгнал ее из комнаты. Зато призвал свою дорогую невестку Анну-Проспер, которая зашла к нему и смогла успокоить настолько, что он осмелился покинуть спальню.

Я гений. Когда маркиз, успокоившись, ел в столовой суп из спаржи, запивая его красным неаполитанским вином, я подошел к нему, наклонился и прошептал несколько слов. Я предложил ему поехать в Савойю. Полиция приедет в Лакост уже через пару дней. А в Савойе они нас не найдут. Маркиз страдал клаустрофобией и был согласен на все, лишь бы избежать тюрьмы. Он немедленно объявил меня гением. Глаза у него бегали.

Он решил взять с собой Анну-Проспер. В столовой воцарилась тишина. Хитрость нехарактерна для Лакоста. На лице мадам Рене я читаю будущее. Сплетни, статьи в газетах, позор и рухнувшие виды на удачное замужество Анны-Проспер, гнев – все это легко читалось в ее глазах. И когда Анна-Проспер не отклонила предложения маркиза, а лишь взглянула на него с откровенной похотью, мадам Рене, подавив гнев, обратила взгляд на оставшиеся ей руины, где она могла пестовать свою боль.

Я начал паковать вещи.

Вскоре мы уже ехали из Лакоста в Савойю, вотчину короля Сардинии. Там мы будем неподвластны французским законам.

*

Я сижу в карете и мысленно вижу перед собой мадам де Монтрёй. Я закрываю глаза. Ее лицо маячит передо мной, словно тень. В карете тесно. Воздух горяч и влажен.

Я немного фантазирую.

Она идет по лесу возле Эшофура, колотит кулаками по стволу дерева и плачет:

– Господи, смилуйся над женщиной, которая всегда почитала Тебя! Пошли оспу и скорую смерть этому содомиту, который опозорил меня и вскружил головы моим дочерям. Милосердный Боже, пошли ему хотя бы болезнь, чтобы его маятник отсох и отвалился. Да-да, Господи, я имею в виду ту часть тела, что относится к интимной супружеской сфере, но этот пес размахивает ею в любую погоду и сует куда только можно...

Мадам де Монтрёй взглядом просит у Небес прощения.

– Прости меня, Господи, что я вообще говорю о таком. Но ведь Ты в Своей мудрости видишь, что этот бешеный пес не может дольше оставаться среди живых.

Однако Господь ей не отвечает. Она бьет ногой по корню дерева. И кричит от боли. Все против нее! Ковыляя домой, она думает о так называемых философах, которые подарили этой стране свои сомнения в Боге, Монархии и Церкви.

– Что Ты за Бог, если позволяешь жить таким, как мой зять? – громко вопрошает она Небо.

Мадам останавливается. Стискивает зубы. У нее остался один выход. Небесная справедливость требует времени. Но мадам де Монтрёй не может ждать так долго. Она должна взять карающий меч в свои руки. Добрый маркиз и не узнает, кто покарал его.

Так я сочиняю, сидя в карете. Но в каком бы смешном свете я ни выставлял мадам де Монтрёй, она даже в фантазиях может внушать страх.

11 июля 1772 года служащий Королевского суда в Апте прибыл в Лакост с четырьмя вооруженными солдатами, чтобы арестовать Донасьена-Альфонса-Франсуа графа де Сада и его лакея. К удивлению служащего, этот лакей выступал под четырьмя разными именами: Картерон, Ла Женес, господин маркиз и Латур. Нас подозревали в содомии и отравлении. Три проститутки уже дали показания и были подвергнуты медицинскому обследованию. Еще две будут допрошены в ближайшее время. Мадам Рене сказала им, что ее муж и его лакей покинули замок неделю назад вместе с ее сестрой Анной-Проспер. Были выписаны три ордера на арест и подписан ордер на обыск, наше имущество было объявлено конфискованным, и нам предъявили требование явиться в суд в течение четырнадцати дней.

После этого произошло следующее: мадам де Сад поехала в Марсель, чтобы выступить в защиту маркиза, и сделала вывод, что все «полны ужасных предрассудков». В Лакосте и его окрестностях распространили официальное требование, чтобы мы сдались правосудию. Королевский прокурор вмешался и потребовал экстраординарных судебных мер по отношению к обвиняемым, и наконец было объявлено решение суда: маркиз де Сад признан виновным в отравлении и содомии. Меня сочли виновным только в содомии.

Приговор суда звучал так:

Де Сад и его лакей должны быть доставлены к кафедральному собору Марселя и там, на паперти, облаченные в тюремную одежду, молить о помиловании. Затем их отвезут на площадь Святого Людовика, где графа обезглавят на эшафоте. Латур же будет казнен через повешение. После этого тела Латура и де Сада сожгут и прах развеют по ветру.

11 сентября этот приговор был одобрен парламентом Прованса, и 12 сентября 1772 года два соломенных чучела, представлявших маркиза и меня, сожгли на площади Проповедников в Эксе. Мы были казнены заочно.

*

Что такое страх? Слово, которым мы пользуемся, когда не знаем другого?

Мне страшно. Я мечтаю об опасности, боли, собственной гибели.

Мы избегаем говорить о решении суда или о казни соломенных чучел, но порой мне кажется, что маркиз после той казни сильно ослабел и теперь презирает самого себя.

Интересно, испытаю ли я боль в последнее мгновение?

Я чувствую запах Анны-Проспер. Она сидит в покачивающейся карете и с улыбкой на губах читает «Исповедь» Руссо. Шея ее покрыта тончайшими морщинками. От нее пахнет чем-то забытым. Чем-то, чего я не могу выразить словами, но что имеет столь же отчетливый и резкий запах, как перец. Она добилась своего и скрывает беспокойство: она любит мужа своей сестры и намерена выдавать себя за его жену. Мне стыдно, что я одержим ею. Это предательство по отношению к моему господину.

Мы пересекаем границу Савойи и едем дальше во Флоренцию. Во Флоренции мы восхищаемся «Венерой» Тициана. Друг семьи, доктор Мени, показывает нам свою коллекцию экспонатов естественной истории. Ископаемых животных, античные монеты. И восковую фигуру женщины. Фигура открывается, как шкафчик, и ею можно пользоваться для занятий анатомией. Рассматривая внутренности этой молодой «женщины», маркиз задает вопросы. Доктор объясняет. Я наблюдаю за лицом маркиза, на котором написано любопытство.

Мы едем в Рим. Маркиз представляется как граф де Мезан, а Анну-Проспер называет своей женой. Я –  Картерон, д'Арман и сеньор Кирос. Анна-Проспер говорит мне:

– Мы вернемся в Савойю, Латур. И там поселимся. Теперь я его жена. Мы любим друг друга. Ты нам нужен.

Она сильно преувеличивает. По ее голосу слышно, что они уже надоели друг другу. Сейчас их связывает только похоть. Это приводит ее в отчаяние. Савойя занимает часть Западных Альп. На востоке она граничит с Италией, на западе – с департаментами Изер и Эн. Она принадлежит королю Сардинии. Мы едем по горным дорогам в Шамбери – столицу Савойи. Я и не подозревал, что воздух может быть так чист. Ночью, уже засыпая, я подумал, что спать здесь нельзя: сильно разреженный воздух может вызвать кислородную недостаточность, опасную для мозга.

Мы снимаем дом у одного дворянина. Дом находится за пределами городской стены. Я покупаю мебель, драпировки и постельное белье в лавке текстильных товаров Ансара. От него же я узнаю, где живет граф

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату