Еще через пять минут запищал телефон. Рудой схватил трубку.
– Говорит Дзюбин, – услышал он хриплый голос, – патронов осталось от силы на полчаса. Галанин убит…
Голос его оборвался, затрещал пулемет. Видимо, Аркадий бросился от телефона к пулемету. Рудой нервно посмотрел на часы. С минуты на минуту в тыл немцам должна была ударить шестая рота. Только бы она не запоздала!
Показались два вражеских бомбардировщика. Они по очереди спикировали на дот и сбросили бомбы. Поднялись огромные столбы земли и дыма. Цепи гитлеровской пехоты побежали на дот. Они были не далее как в двухстах метрах от него. Дот молчал.
– Не додержался, – пробормотал Рудой, – еще бы немножечко…
В эту минуту из дота заговорил пулемет. Дот жил, он работал! С наблюдательного пункта было видно, как фашисты снова отхлынули от него.
Связист протянул Рудому трубку.
– Из дота, – сказал он.
– Дзюбин, милый, жив? – закричал 'Рудой в трубку.
– Дыхаю пока что, товарищ старший лейтенант, – ответил хриплый усталый голос, – патроны кончаются.
– Продержись минуток пять – десять! Сможешь?
– Постараюсь, товарищ старший лейтенант. А шё, там нет поблизости этого красавца Сашки Свинцова? Я бы с ним попрощался на всякий пожарный случай, черт с ним… Я, конечно, извиняюсь, товарищ старший…
Он не закончил. Связь оборвалась.
Саша прочел письма, вернул их Тасе и резко сказал:
– До свиданья.
– Куда вы? – изумилась Тася.
– Надо мне, дело есть, – торопливо сказал гигант. Он посмотрел на Тасю, вдруг нагнулся, поцеловал
ее в губы и быстро ушел.
В окружном интендантском управлении он нашел политрука Масальского и попросил разрешения немедленно вернуться в часть.
– Очень нужно, зря не просил бы, товарищ политрук, право.
Масальский внимательно посмотрел на его взволнованное лицо.
– Ну, поезжайте, милый, коли так подошло. Но как вы доберетесь?
– С попутными машинами! – крикнул Саша, уже отойдя.
Он вышел на дорогу. И редкая машина не останавливалась, завидев громадную Сашину фигуру с высоко поднятой рукой. Никто не ехал прямо в Сашину роту, и гигант переходил с машины на машину.
Он сам не знал, почему он так спешит. Он чувствовал только, что ему надо сейчас же, немедленно увидеть Аркадия, сказать ему: «Прощаешь меня? А я-то никого так не люблю, как тебя, одну только Тасю…»
Сердце гиганта было переполнено нежностью и счастьем. Но он знал, как неверна жизнь человека на
войне и он не останавливаясь мчался туда, на передний край, сменяя полуторку на броневик, прыгая с танкетки на обозную подводу.
Когда он прибыл в четвертую роту, дот еще жил. Он стрелял, но все реже и реже. Только когда фашисты подползали слишком уж близко, он огрызался короткими очередями. Немцы предпочитали обстреливать его издали.
Я пройду туда, – сказал Саша.
Рудой молча указал ему на дорогу. Снаряды и мины рвались на ней беспрестанно. Самый дот покосился. Бетонная шапка его сдвинулась как бы набекрень.
– Пройти можно, – упрямо сказал Саша.
Рудой кивнул головой. Гигант навьючил на себя боеприпасы и пополз. Затаив дыхание, Рудой следил за ним. Саша доползал до воронки, отлеживался там и полз дальше.
А с другой стороны полз немецкий солдат. Он тоже полз медленно, соскальзывая в воронки, его распластанное тело почти не отрывалось от земли. По-видимому, это был не менее ловкий и храбрый человек, чем Свинцов. Он полз к доту, чтобы заткнуть гранатой его огнедышащий рот.
И вдруг заговорили сразу несколько пулеметов. Рудой просиял от радости. То подошла долгожданная шестая рота и ударила немцам в тыл. Рудой приказал пустить ракету, и все три его взвода поднялись и пошли в атаку.
А навстречу им шагал Саша. На руках у него лежал Аркадий. Гигант бережно нес его. Длинные руки и ноги Аркадия бессильно свешивались. Бледное лицо с задорными усиками было окровавлено.
Саша донес Аркадия до большого дерева и здесь положил его на снег. Потом он скинул с себя полушубок и осторожно подсунул его под Аркадия. Он попытался прощупать пульс Аркадия и не нашел его.
