Мистер Пинфолд сидел, объятый тишиной. Он знал по прошлому опыту, что освобождение бывало призрачным. На сей раз оно было полным и окончательным. Он был наедине со своей женой.
– Они ушли, – сказал он наконец. – В эту самую минуту. Ушли окончательно.
– Надеюсь, что это так. Что мы сейчас будем делать? Я ничего не планировала, пока не увижу, в каком ты состоянии. Отец Уэстмакотт порекомендовал мне человека, которому мы можем довериться.
– Психического врача?
– Психолога, но он католик, так что с ним все должно быть в порядке.
– Нет, – сказал мистер Пинфолд. – Хватит с меня психологии. Может, уедем дневным поездом?
Миссис Пинфолд помешкала в нерешительности. Она приехала в Лондон, готовая вести мужа в лечебницу. – Ты уверен, что тебе никому не надо показаться? – спросила она.
– Я могу показаться Дрейку, – сказал мистер Пинфолд.
Так они поехали на Паддингтон и прошли в вагон-ресторан. Там было полно соседей, приезжавших за покупками. Они ели подрумяненные булочки, за слепыми от тумана окнами тянулся невидимый в темноте знакомый пейзаж.
– Мы слышали, вы ездили в тропики, Гилберт.
– Только что оттуда.
– Недолго вы там пробыли. Скучно?
– Нет, – сказал мистер Пинфолд, – ни в малейшей степени. Было чрезвычайно интересно. Но хорошенького понемногу.
Соседи держали мистера Пинфолда за человека со странностями.
– Нет, это
Суровый мороз сменился туманом, временами шел мокрый снег. В доме было привычно холодно, но мистер Пинфолд неприхотливо жался к камину и, подобно воину, стяжавшему трудную победу, переживал заново свои тяжкие испытания, невзгоды и выгоды. Ни единый звук не тревожил его из того полусвета, куда он случайно забрел, однако в его воспоминаниях не было ничего призрачного. Воспоминания вставали в полный рост – ясные, четкие, весомые, как все бывшее с ним в бодрствующей жизни. – Я вот чего не могу понять, – сказал он. – Если я сам поставлял Ангелам всю информацию, почему же я наговорил им столько чуши? Пойми, если я готовил против самого себя обвинение, я мог бы сделать его куда страшнее и ближе к правде, чем это получилось у них. Не могу понять.
Он и не поймет, и никто другой не даст ему удовлетворительного объяснения.
– Ты знаешь, – сказал он как-то вечером, – ведь я почти был готов принять предложение Ангела. Если бы я его принял и голоса прекратились, как сейчас, я бы так и верил, что дьявольский Ящик существует. И всю жизнь жил бы в страхе, что в любой момент все это может начаться снова. В конце концов, они могли просто слушать все время, ничего не говоря при этом. Страшно даже вообразить.
– Ты очень смело поступил, что отверг его предложение, – сказала миссис Пинфолд.
– Просто у меня было плохое настроение, – честно сказал мистер Пинфолд.
– И все-таки, мне кажется, тебе нужно поговорить с врачом. Ведь было же с тобою что-то не то.
– Это пилюли, – сказал мистер Пинфолд. Он цеплялся за эту последнюю надежду. Навестившему ему наконец доктору Дрейку мистер Пинфолд сказал: – Насчет тех серых пилюль, что вы мне дали: они чертовски сильные.
– Похоже, они помогли, – сказал доктор Дрейк.
– Я мог из-за них слышать голоса?
– Боже правый, нет!
– А если в связке с бромидом и хлоралом?
– В моей микстуре не было хлорала.
– Не было, но, если начистоту, у меня была своя бутылка.
Признание не обескуражило доктора Дрейка. – Вечная история с больными, – сказал он. – Никогда не знаешь, что они принимают тайком. Я знал случаи, когда люди вот так заболевали серьезнейшим образом.
– Так я и
– А сейчас они умолкли?
– Да.
– И вы перестали пить бромид и хлорал?
– Да.
– Тогда нечего и гадать. На вашем месте я бы воздержался и от моей микстуры. Она вам вряд ли на пользу. Я пришлю что-нибудь другое. Это были мерзкие голоса, я полагаю?
– До невозможности. Откуда вы знаете?
– Они всегда такие. Многие время от времени слышат голоса, и они почти всегда мерзкие.
