в микрофон на своем специфическом жаргоне; видел, как девушки бегали от бочки к бочке, зажигая их, чтобы осветить полосу для посадки приближавшегося самолета; наблюдал, как тот снижается, точно так же, как наблюдал за снижением многих других машин; видел, что самолет проскочил посадочную полосу, внезапно резко взмыл вверх, как вспугнутый фазан, и рухнул как подстреленный в полумиле отсюда. Он услышал слова де Саузы: «Все, им крышка» — и увидел, как вспыхнуло пламя и самолет запылал, как из люков одна за другой начали появляться и группироваться около самолета темные, неузнаваемые, по- видимому совершенно неторопящиеся фигуры. Вместе с другими Гай побежал к месту катастрофы. После этого он с головой погрузился в исполнение своих обязанностей хозяина — укладывал спасшихся в постель и подбирал на складе замену вещам, утраченным ими.
Партизаны привыкли к несчастьям. Они не упустили возможности помянуть, что эта неудача целиком англо-американская, но сделали это с редкой сердечностью. Они никогда не верили, что союзники относятся к войне серьезно. Это непредвиденное всесожжение, казалось, некоторым образом умиротворило их.
Де Сауза был очень загружен работой со своими отрывными шифровальными блокнотами, поэтому занимать в течение всего дня прибывших гостей выпало на долю Гая. У адъютанта генерала Спейта в результате шока появилось заикание, кроме того, он жаловался на боли в спине. От Джилпина с его перебинтованными руками было мало толку. Наиболее работоспособными из всех гостей оказались два генерала: генерал Спейт — проворный и деловитый, генерал Ритчи-Хук — вновь оживший. Гай не видел его в период упадка. Теперь он был таким, каким Гай знал его во время совместной службы с ним.
— Для генерала это было истинным излечением, — заметил алебардист Докинс. — Он снова стал самим собой, как прежде. Пришел сегодня утром и дал мне взбучку за неподчинение его приказанию не лезть в самолет.
Докинс был постельным больным и после стольких изнурительных лет на службе у Ритчи-Хука нисколько не сожалел о вынужденном почетном безделье. Он беспрекословно перенес уколы против столбняка и наслаждался гостеприимством сержанта из миссии, доставившего ему виски, сигареты и кучу сплетен.
Между штабом и прибывшими гостями и наблюдателями состоялось несколько встреч, на которых обсуждались планы предстоящего небольшого боя. После одной из таких встреч Ритчи-Хук отвел Гая в сторону и сказал ему:
— Я хотел, чтобы вы организовали для меня беседу с парнем, фамилия которого оканчивается на «ич».
— У них у всех фамилии оканчиваются на «ич», сэр.
— Я имею в виду того приличного молодого парня, которого они называют бригадиром. Парня, который собирается повести их на штурм.
Гай узнал по этому описанию молодого, свирепого на вид черногорца, который несколько походил на Ритчи-Хука тем, что не имел одного глаза и большей части одной руки.
Гай организовал встречу и оставил этих двух воинов с переводчиком комиссара. Ритчи-Хук возвратился в прекрасном настроении.
— Потрясающий парень этот Ич, — сказал он. — Никакого угодничества или очковтирательства. Я немного поморочил ему голову, но не уверен, что переводчик понял все как надо. Тем не менее мы выпили какого-то вина, которое
— А вы знаете, сэр, — сказал Гай, — в этой атаке имеется определенная доля игры. Она придумана для генерала Спейта.
— Не утруждайте себя разъяснениями. Яйца курицу не учат, — проворчал Ритчи-Хук. — Я сразу догадался об этом, когда услышал, что они называют атаку «дело». Ич и я понимаем друг друга. Это демонстрация. Вроде того, чем мы занимались во время боевой подготовки. Но ведь мы занимались этим с удовольствием, правда?
Гай вспомнил о проведенных в холодную сырую погоду продолжительных учениях на тему: «Вперед, бей, уничтожай!»
— Да, сэр, — ответил он, — то были веселые деньки.
— И между нами, как я понимаю, это мой последний шанс услышать выстрел, сделанный в гневе. Если там и завяжется что-нибудь интересное, Ич обязательно окажется в нужном месте.
— На следующее утро в восемь часов генерал Спейт со своим адъютантом, британская миссия, партизанский штаб и Йэн со Снейфелем собрались позади ряда разношерстных автомашин, которые югославы скрывали вместе с прочим имуществом в лесу. Гай извинился за Ритчи-Хука перед генералом Спейтом, который заметил на это:
— Ну что ж, здесь и без него людей хватает.
Автоколонна направилась по очаровательной сельской местности, будто сошедшей с акварелей прошлого столетия. С карнизов коттеджей свисали яркие полосы цветной бумаги. Работавшие на полях женщины или приветствовали их взмахом руки, или прятали лица.
Менее чем через час они находились на видимости блокгауза. Наблюдательный пункт был выбран в пятистах ярдах от него, в хорошо укрытом растительностью месте, где наблюдатели могли ожидать событий в безопасности и с удобствами. Партизаны начали движение из темноты и должны были выйти на ближайшие открытые позиции, окружающие объект атаки.
— Я продвинусь несколько дальше, чтобы посмотреть на них, — заявил Снейфель.
— Я останусь здесь, — отозвался Йэн. Он все еще ощущал последствия шока.
Генерал Спейт разглядывал поле боевых действий в очень большой бинокль. Термин «блокгауз» оказался слегка вводящим в заблуждение. Генерал увидел весьма прочный небольшой форт, построенный более столетия назад и являвшийся частью оборонительной линии христиан от турок.
— Теперь я понимаю, почему они запросили воздушную поддержку, — сказал генерал Спейт. — Не вижу там никакого движения. Как бы то ни было, мы достигли внезапности.
— Фактически, — вполголоса сообщил де Сауза Гаю, — не все идет как надо. На марше одна бригада заблудилась. Но они еще могут успеть подойти вовремя. Не проговоритесь нашим союзникам.
— Мне кажется, должно бы быть больше признаков жизни на этом немецком объекте, — сказал генерал Спейт. — Кажется, там все уснули.
— Там засели домобраны, — пояснил переводчик комиссара.
— Как, как? Повторите, пожалуйста.
— Фашистские коллаборационисты.
— О, но в Бари я понял, что мы будем драться с немцами. Впрочем, наверное, это одно и то же.
Солнце поднялось уже высоко, но на затененном наблюдательном пункте было прохладно. По плану авиационная поддержка должна была начаться в десять часов. Появление самолетов означало также сигнал для выхода пехоты из укрытий.
В половине десятого внизу под ними вспыхнула ружейная перестрелка. Партизанский генерал выглядел раздраженным.
— Что они там задумали? — спросил генерал Спейт.
Вниз послали партизанского связного, чтобы узнать, в чем там дело. Прежде чем он возвратился, стрельба прекратилась. Когда связной прибыл с докладом, переводчик сказал генералу Спейту:
— Это просто так, по ошибке.
Мирной тишине в долине пришел конец. На протяжении следующей четверти часа раздавались случайные выстрелы, по-видимому наугад: одни с парапета блокгауза, другие из окружающих его укрытий. Затем, как раз в тот момент, когда на замысловатых часах генерала Спейта минутная стрелка коснулась зенита, в голубом небе с пронзительным воем появились два самолета. Один за другим они внезапно ринулись вниз. Первый выпустил одновременно две ракеты, которые в цель не попали и взорвались в лесу, там, где сейчас сосредоточилась часть атакующих сил. Второй самолет атаковал точнее. Обе его ракеты попали точно в каменную кладку форта, подняв взметнувшееся во все стороны облако пыли и щебня. Затем самолеты набрали высоту и описали круг над ними. Гай, помня о пикирующих бомбардировщиках на Крите, безжалостно выслеживавших и обстреливавших наземные войска, ожидал их возвращения. Но самолеты
