месяц в Западной Англии».
Добавить к этому остается очень немногое.
Анджела была двадцатипятилетней, хорошенькой, добродушной, веселой, умной, популярной — как раз именно такой девушкой, которой, по какой-то загадочной причине, глубоко укоренившейся в психологии англосаксов, очень трудно удачно выйти замуж. В течение последних семи лет она занималась тем, что считается обычным у таких, как она: в Лондоне в среднем четыре раза в неделю танцевала, первые три года в частных домах, последние четыре — в ресторанах и ночных клубах; за городом слегка покровительствовала соседям и ходила на охотничьи балы, что, надеялась, поразит участников; работала в магазине головных уборов; опубликовала роман; одиннадцать раз была подружкой невесты и один раз крестной матерью; дважды неудачно влюблялась; продала за пятьдесят гиней свою фотографию рекламному отделу косметической фирмы; имела неприятности, когда ее имя упомянули в колонке светской хроники; участвовала в пяти или шести благотворительных концертах и в двух представлениях мистерий; собирала голоса за консервативного кандидата перед двумя всеобщими выборами, — и, как другие девушки на Британских островах, была несчастна.
В годы кризиса положение вещей стало невыносимым. Отец все чаще выказывал нежелание открывать лондонский дом, а теперь начал зловеще говорить об экономии, под которой имел в виду возвращение насовсем в деревню, сокращение количества прислуги, прекращение топки каминов в спальнях, снижение денежной помощи Анджеле и покупку полумили рыболовных угодий, на которые зарился несколько лет.
Оказавшись перед мрачной перспективой жить неопределенно долгое время в доме предков, Анджела, как и многие разумные английские девушки, решила, что после двух неудачных романов она вряд ли влюбится снова. Для нее не существовало романтических различий между любовью и богатством. Старших сыновей в семьях с каждым годом становилось все меньше, Америка и доминионы создавали ожесточенную конкуренцию. Выбор был невелик — либо тесниться с родителями в старинном помещичьем доме, либо жить с мужем в лондонских конюшнях, перестроенных под жилье.
Бедный Том Уотч проявлял к ней легкое внимание с ее первого светского сезона.[10] Он был ее мужским аналогом почти во всех отношениях. Окончив университет с отличием и получив степень бакалавра третьего класса по истории, он поступил в надежную аудиторскую фирму и с тех пор работал там.
В хмурые лондонские дни Том с тоской вспоминал студенческие времена, когда радостно добивался успеха традиционными способами: занимал призовые места на скачках с препятствиями в Крайстчерч[11] на одолженном гунтере, ломал мебель в клубе «Булингдон», возвращался на рассвете через окно после танцев в Лондоне, снимал старое, но дорогое жилье с молодыми людьми побогаче.
Анджела, как одна из популярных девушек своего возраста, часто бывала в Оксфорде и в домах, где Том оставался на время каникул, и по мере того как унылые годы в аудиторской фирме отрезвляли и угнетали его, он стал смотреть на нее как на яркий фрагмент из своего очаровательного прошлого. Том по- прежнему изредка бывал в обществе, потому что неженатый молодой человек в Лондоне никогда не остается без внимания, но тянувшиеся допоздна вечеринки, на которые ходил неохотно, так как уставал на работе и терял связь с темами, которыми светские девицы пытались его заинтересовать, лишь подтверждали, как далек он от той жизни и старых друзей.
Анджела, девушка славная (яснее и не скажешь), была неизменно обаятельна с Томом, и он благодарно отвечал ей вниманием, однако видел в ней часть своего прошлого, а не будущего. Отношение его к Анджеле было сентиментальным, но совершенно невозвышенным. Она была частью его невозвратной юности; он никак не видел в ней возможную спутницу жизни. Поэтому ее предложение сочетаться браком явилось для него отнюдь не приятной неожиданностью.
Выбравшись из толпы со скучных танцев, они ели копченую рыбу в ночном клубе, пребывая в тех дружеских, чуточку нежных чувствах, которые обычно возникали у них, когда они были вместе, и Анджела сказала ласковым голосом:
— Том, ты всегда был гораздо любезнее со мной, чем со всеми остальными; хотелось бы знать почему.
И прежде чем он смог сменить тему разговора — днем вымотался на работе, а танцы и вовсе доконали, — она поспешила сделать предложение.
— Да, конечно, — промямлил Том. — Старушка, я бы не желал ничего лучшего. Ты, конечно, знаешь, что я всегда был от тебя без ума… Но загвоздка в том, что просто не могу позволить себе жениться. Понимаешь, об этом не может быть и речи еще несколько лет.
— Том, но я не гонюсь за богатством; мы превосходно знаем друг друга, и все у нас будет просто.
И не успел Том понять, радоваться ему или нет, как было объявлено о помолвке.
Том зарабатывал восемьсот фунтов в год, Анджела — двести, но обоим обещали прибавку. Все не так уж плохо, если у них хватит ума не заводить детей. Ему придется отказаться от редких поездок на охоту, а ей обходиться без служанки. На основе этих обоюдных жертв они спланировали свое будущее.
В день бракосочетания шел сильный дождь, и лишь самые отчаянные из прихожан церкви Святой Маргариты вышли, чтобы посмотреть на унылый поток гостей, выскакивающих из мокрых машин и бегущих по мощеной дорожке в церковь. Потом состоялся прием в доме Анджелы в Эгертон-Гарденс, а в половине пятого молодые сели на Паддингтонском вокзале в поезд и укатили на запад.
Синий ковер и полосатый тент свернули и заперли среди огарков свечей и подушечек для сидения в кладовой церкви. Лампочки в проходах погасили, двери заперли и закрыли на засов. Цветы и кусты собрали, чтобы отправить в палаты больницы для неизлечимых, в которой у миссис Уотч была материальная заинтересованность. Секретарша миссис Тренч-Трубридж принялась отправлять серебристо-белые картонные коробки со свадебным тортом слугам и арендаторам в деревню. Один из церемониймейстеров поспешил в «Ковент-Гарден», чтобы вернуть взятую напрокат визитку. К маленькому племяннику жениха, несшему шлейф невесты на церемонии и привлекшему к себе внимание откровенными высказываниями, вызвали врача — оказалось, что у него высокая температура и тревожные симптомы пищевого отравления. Служанка Сары Трампери тайком вернула дорожный плащ, который старая дама взяла по невнимательности из свадебных подарков. (Эту ее слабость знали хорошо, и детективам было приказано не допускать сцены на приеме. Теперь ее редко приглашали на бракосочетания. Когда все-таки приглашали, украденные подарки неизменно возвращались в тот же вечер или на другой день.) Подруги невесты собрались после обеда и оживленно принялись строить предположения об интимных подробностях медового месяца — трое из пятерых считали, что этот ритуал был совершен заранее.
Большой западный экспресс с грохотом несся по промозглым английским графствам. Том и Анджела уныло сидели в вагоне первого класса для курящих и обсуждали подробности этого дня.
— Замечательно, что мы оба не опоздали.
— Мать так суетилась…
— Я не видел Джона, а ты?
— Джон был там. Он попрощался с нами в коридоре.
— А, да… Надеюсь, нам все уложили.
— Какие книги ты взял?
Совершенно обычное, нормальное бракосочетание.
Вскоре Том сказал:
— Думаю, мы поступили безынициативно, отправившись к тете Марте в Девоншир. Помнишь, как Локвуды поехали в Марокко и попали в плен к бандитам?
— А Рэнделлы застряли в Норвегии на десять дней из-за снежных заносов.
— Боюсь, в Девоншире особых приключений у нас не будет.
— Том, мы поженились не ради приключений, так ведь?
Однако вышло так, что с этой минуты медовый месяц принял странный оборот.
— Не знаешь, нужно нам делать пересадку?
