Арон попытался перевести взгляд на фруктовые деревья и «крепость-в-крепости», которая, как выяснилось, была Домом Старших Мастеров — местом его будущего обитания, но, к собственному ужасу, не смог даже пошевелить головой.
Мальчик словно окаменел. Его шея, руки и ноги не двигались, а язык приклеился к нёбу. Стормбрейкер тем временем продолжал рассказывать о том, что многие люди, никогда не бывавшие в провинциях Ваграт и Росс, ни разу в жизни не видели Часовен Матери.
И вдруг круглое здание засияло ослепительно ярким светом. Теперь Часовня меньше всего походила на окруженную серыми и черными тенями Обитель Терпения.
Но ведь Арон не просто видел — он кожей чувствовал загадочную темноту! Лишь минуту назад она, будто густой туман, окутывала и само круглое здание, и мосты, и реку.
Нет, не может быть! Сейчас стены Часовни были ослепительно белыми и искрились в лучах предзакатного солнца нежным и манящим светом.
Арон знал, что все Храмы Брата украшало изображение склоненной головы светловолосого мужчины. А Часовни Матери?
«Луны, — прозвучал в памяти мальчика голос отца. — Две полные луны, похожие друг на друга, словно близнецы…»
Вообще-то вера мало интересовала Арона, и потому он знал лишь основные ритуалы и обычаи. Его мать была очень набожна, но мальчику в наследство, видимо, достался независимый дух Вольфа Брейлинга.
— Арон! — Голос Стормбрейкера был глухим и далеким, словно пробивался сквозь туман.
Мальчик взрогнул, но так и не смог оторвать взгляда от искрящихся серебром стен. Они казались залитыми лунным светом, хотя солнце не успело еще спрятаться за горизонт.
Зрелище так очаровало Арона, что он едва не упал на колени перед этой волшебной красотой.
Сияние тем временем становилось все ярче и ярче. Мальчику казалось, что он купается в волнах серебристого света, всей кожей впитывая его освежающую прохладу.
Над Ароном прогремели раскаты грома и сверкнула молния, но он не испугался. Сейчас мальчик хотел лишь одного: чтобы удивительный свет оставался с ним как можно дольше!
В первый момент видение показалось мальчику мрачноватым, но оно на глазах светлело и окрашивалось в тот же серебристый свет, что и каменные стены.
Конечно, это Дари! Ведь только она умеет так осторожно касаться внутренней сущности Арона, когда они вместе проходят через Пелену, и только она обладает такой сказочной красотой.
Мальчик нисколько не сомневался, что перед ним живой человек, а не бессмертный дух. Отец объяснял ему, что боги — порождение человеческого ума и сердца, а не существа из плоти и крови. Вот почему Арон, обращаясь с молитвами к Брату, никогда не надеялся, что сможет увидеть его или поговорить с ним.
Внезапно мальчик почувствовал, что кто-то пытается схватить его за плечо. Это не было прикосновение пальцев — скорее волна чьей-то мощной и сокрушительной энергии!
И вдруг… Яркий белый свет вошел в сапфирово-синюю шевиль Брейлингов, которую Арон по- прежнему носил на левой лодыжке, и разлился по всему телу.
Душа мальчика наполнилась неземным блаженством.
В следующее мгновение Арон понял, что женщина больше не одна. Рядом с ней стояли светловолосый мужчина и олень. И какой олень!
Прежде Арон никогда не видел рогов такого размера. А как причудливо они переплетались над головой удивительного зверя!
Внезапно женщина шагнула вперед и посмотрела на Арона в упор. Ее взгляд прожег мальчика насквозь, словно раскаленные железные прутья.
Лицо женщины вдруг показалось ему очень знакомым.
И чем дольше мальчик смотрел на незнакомку, тем страшнее ему становилось.
Арону вдруг послышалось хлопанье крыльев огромной белой птицы Рух и померещились хищно разинутые пасти тэлонов.
Продолжая блаженно улыбаться, Арон, как подкошенный, рухнул на землю и так сильно ударился головой, что окружающий мир вместе со страшными призраками мгновенно улетучился из его сознания.
Глава двадцать пятая
АРОН
Арон открыл глаза и поморщился. Как сильно болит голова! Он хотел потереть левый висок, но не смог даже пошевелить рукой.
Арон мигнул, пытаясь рассмотреть в полумраке знакомые очертания комнаты, которую он делил с шестью старшими братьями. Вот сейчас он увидит на полу ворохи одеял с торчащими из-под них локтями и пятками, услышит смешки и фырканье, а возможно, даже заработает новый подзатыльник.
Однако ни скомканных простыней, ни братьев в комнате не было; на стенах плясали отблески желтого света, а слева от Арона стояла аккуратно заправленная кровать.
И тут мальчик понял, что он и сам лежит на кровати. На настоящей кровати — с матрасом, подушками и бельем!
Арон погладил рукой мягкую простыню, вовсе не похожую на грубые одеяла, которые ткала его мать.
Страшная правда ударила мальчика подобно разряду молнии, и он истошно закричал. Крепко зажмурившись, чтобы не видеть ни огня, ни каменных стен, Арон в отчаянии звал отца. Сейчас он с удовольствием отдал бы жизнь за то, чтобы услышать родной голос!
Вдруг на лоб мальчику легла чья-то теплая ладонь.
— Комнаты у нас тесноваты, зато постели удобные, — прозвучал совсем рядом голос Стормбрейкера. — В Гильдии Камня люди работают очень тяжело, и потому им полагается хороший отдых.
Арона бросило в жар. Выходит, он скулил в присутствии наставника — словно какой-нибудь слюнявый младенец. Однако даже сейчас Арон не мог остановить слез. Мальчику казалось, что ему в сердце воткнули нож и медленно поворачивали его из стороны в сторону.
Ох, уж лучше бы сразу убили!
Все это время Стормбрейкер сохранял молчание. Он не смеялся над слезами Арона и не ударил его, как сделали бы братья, но продолжал прижимать ладонь ко лбу мальчика.
— Не верь тем, кто говорит, что время лечит, — тихо сказал Старший Мастер. — Ты никогда не забудешь то, что у тебя отняли, и боль потери с годами не станет меньше…
Продолжая всхлипывать, Арон судорожно вдохнул воздух. Что ж, Стормбрейкер хотя бы не скрывает суровой правды! Только как выносить эту муку — час за часом, ночь за ночью? Как жить, когда ушли все, кого ты знал и любил? Как спать в мягкой постели рядом с жарким камином, зная, что кости родных разбросаны на поляне в лесу?
— Я уверен, что ты найдешь в жизни новый смысл и научишься справляться с болью. — Утешающий голос Старшего Мастера бальзамом проливался в израненную душу Арона. — Боль станет частью тебя, как шрам на коже, и через некоторое время этот шрам уже не будет кровоточить от каждого прикосновения.
