Таковы деяния Я или личности. Психологи и теологи, говорящие о пучке последовательных перцепций или впечатлений, об Идее или принципе единства, о динамической тотальности субъективного опыта или об оси криволинейных человеческих действий, идут в направлении, противоположном дзен. И чем быстрее они идут, тем дальше уходят от дзен. Поэтому я говорю, что наука или логика объективна и центробежна, тогда как дзен субъективен и центростремителен.
Кто-то заметил: «Все внешнее говорит индивиду, что он — ничто; все внутреннее убеждает его, что он — все». Это замечательное изречение, ибо оно выражает чувства каждого из нас, когда мы спокойно сидим и всматриваемся в глубинные покои нашего бытия. Там нечто движется и нашептывает, что мы родились не зря. Я прочитал где-то: «В одиночестве подвергаешься ты испытанию, одиноким уходишь в пустыню, одного тебя допрашивает мир». Но стоит человеку однажды со всею честностью посмотреть внутрь себя, и он понимает, что он не одинок, не потерян, не заброшен в пустыню. Внутри его живет некое чувство царственного и величественного одиночества; он стоит сам по себе, но все же не отделен от остального существования. Эта уникальная ситуация, внешне или объективно противоречивая, возникает вместе с подходом к реальности на пути, который предлагает дзен. Такое чувство проистекает из личного опыта творчества, появляющегося вместе с выходом за пределы царства интеллекта и абстракций. Творчество отличается от обыкновенной активности, это печать самоопределяющегося деятеля, именуемого Я.
Индивидуальность также важна для определения Я, но индивидуальность носит более политический и этический характер, она тесно связана с идеей ответственности. Индивидуальность принадлежит царству относительного. Она ассоциируется с силами самоутверждения. Она всегда осознается другими и ровно настолько ими контролируется. Там, где подчеркивается индивидуализм, там преобладает чувство взаимного ограничения и напряженности. Здесь нет свободы, нет спонтанности, зато есть тяжелая атмосфера заторможенности и подавленности. Человек задавлен, а в результате возникают все разновидности психических нарушений.
Индивидуация представляет собой объективный термин для отличения индивидуальности от индивидуализма. Там, где обособление превращается в отрицание другого, там поднимает голову стремление к власти. Иногда оно является вообще неконтролируемым; когда оно не настолько сильно или когда оно лишь более или менее негативно, мы становимся крайне восприимчивыми к критике. Такое сознание иной раз ввергает нас в ужасное рабство, напоминающее «философию одежды» в Sartor Resartus Карлейля. Это — философия внешнего, где каждый одевается для всякого другого, чтобы выглядеть иначе, чем он есть на деле. Там, где этот процесс заходит далеко, оригинальность утрачивается, а человек превращается в какую-то смешную обезьянку.
Когда эта сторона Я разрастается и начинает преобладать, реальное Я отбрасывается, подавляется и низводится до ничто. Мы знаем, что означает такое подавление. Творческое бессознательное никому не удается подавить, оно так или иначе о себе заявляет. Когда оно не может утверждать себя естественным для него путем, оно прорывает все заграждения — иногда посредством насилия, иной раз в форме патологии. Но в обоих случаях реальное Я безнадежно разрушается.
Опечаленный всем этим, Будда провозгласил учение об аннатта, или нирсчпма, или не-эго, дабы пробудить нас от снов видимости. Дзен-буддизм не вполне удовлетворился предложенным Буддой отрицательным способом демонстрации учения. Он представляет учение самым утвердительным и прямым путем, чтобы последователи Будды не блуждали в поисках реальности. Приведем пример из «Риндзай Гиген».
Однажды Риндзай (ум. в 867 г.) произносил такую проповедь: «Имеется истинный человек без звания в куче обнаженной плоти, который входит и выходит через врата вашего лица [то есть через органы чувств]. Кто еще не удостоверился в этом, смотрите, смотрите!»
Один монах вышел вперед и спросил: «Кто этот истинный человек без звания?»
Риндзай спустился с помоста, схватил монаха за горло и крикнул: «Говори, говори!»
Монах колебался, Тогда Риндзай отпустил его и сказал: «Какой жалкий кусок грязи!»[10]
«Истинный человек без звания» — это термин Риндзая для обозначения Я. Его учение почти исключительно посвящено этому Человеку (нинь, жэнь), или Личности. Он называет его иногда «человеком Пути» [донинь или дао-жэнь]. Можно сказать, что он был первым наставником в истории дзен-буддистской мысли в Китае, который настойчиво утверждал присутствие этого Человека во всякой фазе человеческой жизнедеятельности. Он неустанно наставлял своих последователей на путь реализации Человека, или реального Я. Последнее есть род метафизического Я, противостоящего психологическому или этическому Я, которое принадлежит конечному миру релятивности. Человек Риндзая определяется как «не имеющий звания» или «независимый от» (му-йе, ву-и) или «без одежд»[11]. Это должно направить наши мысли к «метафизическому Я».
Сделав это предварительное замечание, я приведу большой отрывок из «Речений» Риндзая, посвященный Человеку, Личности, или Я, в котором он выразительно и обстоятельно говорит о субъекте и хочет помочь нам в понимании дзен-буддистской концепции Я.
Риндзай о Я, или «Тот, кто сейчас прямо перед нами, одинокий и просветленный, в полном сознании слушает этот разговор о дхарме»[12].
[Сказав о трояком теле Будды (трикайя), Риндзай продолжал:]
Уверен, что все это — только тени. Достопочтенные! В Человеке (жэнь) должны вы узнать играющий всеми этими тенями источник всех Будд, убежище всех ищущих пути, где бы они ни были.
Внимает дхарме и изъясняет ее не ваше физическое тело, не желудок, не печень и не почки, но и не пустое пространство. Кто же тогда понимающий? Это Тот, кто находится прямо перед вами в полном сознании. Его образ неделим, он сияет в одиночестве. Это Тот, кто понимает, как говорить о дхарме и как ей внимать.
Если вы в состоянии это увидеть, то ничуть не отличаетесь от Будды и от патриархов. [Понимающего это] никогда не прерывают. Он повсюду, насколько могут видеть наши глаза. Только из-за аффективного заражения прерывается интуиция. Реальность разделяется на части только нашим воображением. Поэтому, в страдании от множества болей, мы переселяемся в троякий мир. Для меня нет ничего глубже [чем этот понимающий], и это то, посредством чего каждый из нас может освободиться.
Ищущие пути! Ум бесформен и проникает в десять стран света. Глазами он зрит, ушами он слышит, носом он чует запахи, ртом доказывает, руками схватывает, ногами ходит.
Ищущие пути! Тот, кто сейчас прямо перед вами сияет в одиночестве и в полном сознании, вслушиваясь [в разговор о дхарме], — этот Человек (жэдь) нигде не мешкает. Он проходит через десять стран света, он хозяин себе самому в трояком мире. Он входит во все, все различает, его не повернуть [от того, что он есть].
В одно мгновение он пронизывает мыслью мир дхармы. Встретив Будду, он говорит как Будда, встретив патриарха, он говорит как патриарх, встретив архата, он говорит как архат, встретив голодного духа, он говорит как голодный дух.
Обращаясь повсюду, он странствует по всем странам света, обучает все существа и все же не оказывается вовне ни в одно мгновение своей мысли.
Куда бы он ни шел, он остается чистым, неопределенным, его свет пронизывает все десять стран света и десять тысяч вещей принадлежат одной сущности.
Что такое истинное понимание? Это ты входишь во все: в обычное и в священное, загрязненное и чистое; ты входишь во все земли Будды, в башню Майтрейи, в мир дхармы Вайрочаны; и где бы ты ни шел, ты являешь собой землю, подлежащую [четырем стадиям становления]: приходу к существованию, продолжению существования, разрушению и исчезновению.
Бума, явившись в мире, повернул великое колесо дхармы и перешел в нирвану [вместо того чтобы
