Дойл нащупал у себя на лбу огромную шишку размером с гусиное яйцо. Дотрагиваться до нее было больно.
– Что произошло, Барри?
– Вы малость поскользнулись, сэр, в полицейском фургоне. А потом вас разок кинули на пол, ничего особенного, сэр. Ну, пока я вас не усадил на эту скамейку, вы были чуток не в себе.
Когда в глазах перестало двоиться, Дойл огляделся. Они находились в общей камере, которую вместе с ними занимало сборище головорезов, и среди них он узнал многих игроков в кости. Камера была жутко грязной и больше напоминала общественный туалет, чем что-либо другое. Тараканы величиной с палец бесстрашно шныряли повсюду, залезая в ботинки и одежду арестантов; те, похоже, вполне свыклись с такой компанией.
– Случалось бывать за решеткой, сэр? – спросил Барри.
– Никогда.
Барри с сочувствием посмотрел на Дойла:
– Местечко, конечно, не особо приятное. Дойл огляделся.
– А где Боджер?
– Боджера Наггинса здесь нету, сэр, – ответил Барри.
– А в фургоне он был?
– Я бы сказал, что нет, сэр.
– Вы думаете, он сбежал из спортивного зала? Вы видели?
– Нет, сэр, не видел.
Дойл снова дотронулся до шишки на голове.
– Какое нам предъявили обвинение?
– Обвинение? Никакого, сэр.
– Но они не могут так просто держать нас здесь, не предъявляя никакого обвинения.
– Вы и взаправду в первый раз тут, да, сэр? – едва заметно улыбнувшись, спросил Барри.
– Произошла какая-то чудовищная ошибка. Скажите им, что мы требуем адвоката, – не совсем уверенным голосом проговорил Дойл. – У нас есть на это право.
– Оно, конечно, сэр. Только лучше будет, если все как будто впервой, сэр, – произнес Барри, что-то обдумывая.
Дойл с удивлением посмотрел на Барри. Его ироничный тон ясно давал понять, что привычные нормы общения в стенах этого заведения перестали существовать. Порывшись в кармане, Дойл вытащил помятый бланк рецепта. Знакомые буквы 'RX' показались ему какой-то абракадаброй.
– Барри, у вас есть что-нибудь, чем можно писать? – спросил он.
Понимающе кивнув, Барри двинулся по камере и через минуту принес огрызок карандаша. Дойл торопливо написал несколько слов на бланке.
– Нам также понадобятся деньги, – сказал Дойл.
– Сколько?
– А сколько у вас есть?
Барри тяжело вздохнул.
– Встаньте вот сюда, сэр.
Привстав со скамьи, Дойл загородил Барри. Повернувшись к стене, Барри вытащил из-под подкладки пальто небольшой сверток. К изумлению Дойла, это была толстая пачка пятифунтовых банкнот.
– Пойдет, сэр? – Барри протянул ему банкноту.
– Более чем достаточно, Барри, – пробормотал Дойл, пытаясь скрыть изумление.
Барри спрятал деньги обратно. Дойл аккуратно разорвал банкноту пополам.
– Э-э-э… вы что это? – ошеломленно выдохнул Барри.
– Вы знаете здесь какого-нибудь полицейского, которому можно доверять?
– Я вас что-то не понимаю, сэр…
– Хорошо. Скажем иначе: у вас есть тут кто-нибудь, кто за деньги возьмется помочь нам?
Барри выглянул из-за решетки.
– Вроде есть, сэр.
Дойл свернул записку, вложил в нее половину банкноты и вручил ее Барри.
– Вторую половину, когда получим ответ.
– Понял, сэр, – проговорил Барри, двинувшись к двери. Он не мог удержаться, чтобы не прочесть, кому адресована записка.
Она предназначалась инспектору Клоду Лебу.
Через два часа Дойла вызвали из камеры и отвели в комнату для допросов. Через минуту в комнату вошел Лебу. Он закрыл за собой дверь и, сердито подергивая усы, повернулся к Дойлу.
– Здравствуйте, Клод, – приветствовал его Дойл.
– Ну что, доктор, застукали за игрой в кости? Я что-то не припомню, чтобы вы увлекались азартными играми, Артур.
– Я не играл в кости, Клод. Типичный случай, когда человек оказывается не в том месте и не в то время.
Лебу уселся, сложив руки на животе. Он приготовился задать ряд вопросов, уже крутившихся у него в голове. Дойл, помня совет Спаркса как можно меньше доверять полицейским, обдумывал, что ему следует сказать Лебу, чтобы не привлечь пристального внимания его начальства.
– Что-то вы внешне на слугу смахиваете, Дойл, – заметил Лебу.
– За последние дни было совершено несколько попыток покушения на мою жизнь, – объяснил Дойл. – И я решил изменить внешность.
– Почему вы не пришли ко мне?
– Потому что меня не было в городе с того дня, когда мы виделись в последний раз, – ответил Дойл, довольный тем, что в этом есть доля правды. – Я считал, что безопаснее всего покинуть Лондон.
– И как?
– Оказалось, что нет. Мои враги преследовали меня повсюду.
– Когда вы вернулись, Артур?
– Вчера вечером.
– Вы дома были?
Петрович, подумал Дойл, ему известно о Петрович.
– Нет, не был. Я не был уверен, что буду там в безопасности, – как можно спокойнее произнес Дойл, вспомнив вдруг своих пациентов, которым ему приходилось иногда говорить неправду.
– Ваша квартира сгорела, – сказал наконец Лебу.
– Сгорела?
– Боюсь, дотла.
Дойл замотал головой. Еще один пожар. Нетрудно догадаться, кто это сделал. Значит, теперь он остался без жилья. Но не это беспокоило его сейчас. Он легко смирился с потерей своих вещей, но смириться с тем, что все свидетельства убийства Петрович и разорения его дома исчезли навсегда, было выше его сил. Дойл почувствовал, как гнев закипает в нем, заслоняя остальные чувства.
– Клод, я хочу кое о чем вас спросить, – сказал он. – Как инспектора полиции.
– Валяйте.
– Вам случайно не знакомо имя Александр Спаркс?
Сдвинув брови, Лебу уставился в потолок. Минуту спустя он отрицательно покачал головой и вытащил из кармана блокнот.
– Как, вы говорите, его зовут?
Дойл повторил имя по буквам.
– Этот человек преследует меня. И вы тоже ищете его, хотя и не догадываетесь об этом. Именно он совершил все эти преступления и, возможно, многие другие.
– И что заставляет вас так думать?
– Я видел его трижды, когда он преследовал меня.
