— Слушай, это, приятель, жутко извиняюсь, что нагрубил, и правда, прошу прощения, — с восхитительным смирением промямлил Кости в приоткрывшуюся щелочку. Только я расслышала легчайшую усмешку в его голосе, когда он продолжил: — У меня всего одно оправдание: я был потрясен идеей, что она могла бы оказаться моей сестрой. Поскольку я нынче ночью собираюсь ее нажаривать, сам вообрази, как потрясла меня мысль о кровосмешении.
— Ах ты паршивец, — взорвалась я, глядя на отвисшую челюсть Тимми. — Нынче ночью ты будешь нажаривать сам себя, и никого другого!
— Тебе нужна была искренность, — возразил он. — Вот тебе и искренность, милая.
— Катись в свою машину и увидимся позже — если не будешь таким гадом!
Тимми вертел головой, разглядывая нас по очереди, а челюсть у него так и не встала на место. Кости послал ему улыбку — больше походившую на оскал:
— Рад был познакомиться, приятель, и прими один совет. Даже не думай! Только попробуй к ней подкатиться, я тебя голыми руками кастрирую!
— Убирайся! — топнула ногой я.
Он пронесся мимо меня, вдруг обернулся, с силой поцеловал в губы и запрыгнул в машину, уклоняясь от хука справа.
— Увидимся, Котенок!
Тимми решился заговорить, только когда Кости скрылся из виду:
— Это твой парень?
Я пробурчала нечто утвердительное.
— Я ему совсем не понравился, — полушепотом заметил он.
Я послала еще один взгляд вслед Кости и покачала головой, дивясь его бешенству:
— Да, Тимми. Пожалуй, не очень.
В класс я вбежала, когда профессор уже раздавал билеты. Грязная, растрепанная, в синяках, я предпочла не замечать, как перешептываются и подталкивают друг друга локтями мои однокурсники. К тому же я так вымоталась, что сама не знаю, что накарябала на листке с ответами. Следующие лекции прошли еще хуже. На физике я отрубилась, и соседке пришлось меня тормошить. А вернувшись домой, обнаружила, что начались месячные.
Официальное подтверждение — день пропал.
Последние остатки сил ушли на то, чтобы принять душ и плюхнуться в постель. Пять минут спустя в дверь постучали.
— Катился бы ты, — буркнула я, не открывая глаз.
Стук повторился громче.
— Кэтрин?
О, дерьмо! Мать! Что ты затеял, Господи? Проверяешь меня на прочность?
— Иду!
Я открыла дверь — заспанная, в пижаме. Мать с разочарованным видом протиснулась в квартиру.
— Ты еще не одета! До сеанса меньше часа.
Дважды дерьмо! Сегодня же понедельник, и я обещала сходить с ней в кино! Совсем забыла за всеми делами.
— Ох, мам, извини. Вчера очень поздно засиделась и сейчас только добралась до кровати…
— Ты добыла одного из этих монстров? — перебила она.
Брови разошлись, словно по волшебству.
— Ты только об этом и думаешь?
Мы обе поразились резкости моего ответа. При виде ее обиженного лица я сразу почувствовала себя виноватой.
— Извини, — повторила я — боже, совсем как Тимми. — На самом деле я вчера ночью прикончила двух плохих вампиров.
Отчасти это была правда, а нескольких недостававших подробностей ей знать не обязательно.
— Плохих? — настороженно переспросила она. — Что значит «плохих»? Они все плохие!
«Она не виновата, — напомнила я себе, снова чувствуя вину. — Единственный вампир, какого она знала, ее изнасиловал».
Она обошла мою кухоньку — все четыре квадратных фута, открыла холодильник, и лицо у нее совсем вытянулось.
— Пусто! У тебя совсем нечего есть. Почему ты не купила продукты?
Я пожала плечами:
— Еще не была в магазине. Забыла, что ты приедешь.
Последнюю упаковку лапши я съела накануне на ланч, а сказать, что меня приглашает в рестораны Кости, не могла. Хотя совместные обеды принадлежали к числу наших редких нормальных занятий. Мы всегда выбирали тихие заведения, где нас никто бы не приметил.
— Ты такая бледная…
И это тоже прозвучало обвинением. Я зевнула в надежде, что она поймет намек.
— Как всегда…
— Кэтрин, ты бледна, у тебя здесь никакой еды… ты начала пить кровь?
Я, как открыла рот, зевая, так и забыла закрыть.
— Ты серьезно? — кое-как выдавила я.
Она попятилась от меня. Честное слово, попятилась.
— Начала?
— Нет!
Я бросилась к ней и с болью и обидой увидела, как она сжалась.
— Вот… — Ухватив ее ладонь, я прижала пальцы к горлу. — Чувствуешь? Это пульс! Я не пью кровь, я не превращаюсь в вампира, а в холодильнике у меня пусто потому, что я не ходила в магазин! Ради бога, мама!
Тимми выбрал этот момент, чтобы сунуть голову в дверь.
— У тебя открыто…
Он замер, уставившись в мое разъяренное лицо. Мать отняла руку от моего горла и выпрямила плечи.
— Кто это, Кэтрин?
Ее тон заставил Тимми съежиться. Бедняга не знал, что это ее обычные интонации.
— Повежливее, — прошипела я.
Сперва Кости его запугивал, теперь мать вот-вот доведет до сердечного приступа.
— Это твой любовник? — продолжала она сценическим шепотом, который был великолепно слышен с его места.
Я уже готова была отпереться, и вдруг меня осенило. Я превратилась в хитрую, расчетливую интриганку. Я смотрела на Тимми и видела то же, что видела моя мать. Живого, дышащего парня. Стопроцентно живого.
Может, меня оправдывает, что я была не в себе от недосыпа, месячных и обвинений в переходе на жидкую диету.
— Да! — с безрассудством отчаяния заявила я. — Мама, познакомься с моим любовником Тимми!
Я бросилась к нему, заслонила от матери его обалделое лицо, с энтузиазмом поцеловала в щеку и шепнула, крепко обняв:
— Теперь, пожалуйста, уходи!
— Ох! — пискнул он.
Она подошла к нам, оглядела его с головы до ног. Тимми испуганно заморгал и протянул дрожащую ладонь.
— 3-здравствуйте, миссис…
— Мисс, — гневно поправила она.
