– Тоже, – говорил он, – лётчик нашёлся – с крыши летать! С крыши и курица летает!
А мне было не до шуток. И самолёт, и листовка очень меня взволновали: идёт борьба за счастье и свободу народа, как там было написано, а я «летаю» с крыши сарая… Я страшно завидовал людям, сидевшим в самолёте и сбрасывавшим на землю слова правды и справедливости.
На другой день я сразу ушёл в город: решил посмотреть на самолёт и летающих на нём людей поближе. Но это было не так просто, как я думал. На аэродром, конечно, я не попал: нужен был пропуск. Я печально слонялся у ворот и с завистью смотрел на счастливцев, которые свободно входили туда. И всё же вышло, что слонялся я не зря.
Подошёл я к человеку, одетому с ног до головы в блестящую чёрную кожу, с маленькой металлической птичкой на фуражке, и полюбопытствовал:
– Скажите, пожалуйста, что это за форма на вас надета? У моряков – я видел – не такая!
– Это – лётная форма. Носят её лётчики и вообще кто служит и авиации.
– А как бы мне попасть туда на службу?
Человек в кожаном костюме внимательно посмотрел на меня:
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцать!
– Парень ты, вижу, крепкий. Из бедняков, наверно?
– Само собой!
– Что же, в армии нужны такие молодые люди, как ты. Фронт-то приближается к этим местам. Поступай в Красную Армию добровольцем и проси, чтобы тебя направили в авиационную часть.
Я побежал в Липецкий военный комиссариат. Там мне сказали:
– Если хочешь поступить добровольцем в Красную Армию, то дай подписку, что будешь служить не меньше чем шесть месяцев.
Я готов был дать подписку хоть на шесть лет!
И вот, держа в руках направление от военкомата, с любопытством озираясь по сторонам, я шагаю по аэродрому на окраине Липецка. На заснеженном поле стоят огромные двукрылые аэропланы с красными звёздами, очень похожие на гигантских стрекоз. Одну такую «стрекозу» человек тридцать, ухая, заталкивают в палатку – ангар… Аэродром пересекает открытый автомобиль с какими-то военными и останавливается у маленького домика, около которого стоит часовой. Показав ему свою бумагу, в этот домик-штаб вхожу и я.
Конюх на аэродроме
– Что, товарищ боец, вы умеете делать? – спросил меня командир дивизиона товарищ Ремезюк.
– Всё… – И, увидев улыбку на лице командира, добавил: – Всё, что прикажете…
– А с двигателем внутреннего сгорания вы знакомы?
– Никогда в жизни не видел…
Вскоре выяснилось, что я ничего не умею делать, кроме как пахать, косить, молотить… А зачем это нужно бойцу Красной Армии?
Командир задумался. Потом ещё раз улыбнулся и спросил:
– А за лошадьми умеете ухаживать, товарищ боец?
– Могу! – ответил я и подумал; «При чём тут лошади?»
– Ну и хорошо, – сказал командир. – Будете у нас обозным – бензин на лошади подвозить к аэропланам.
– Мне лошадь и дома надоела! – пробурчал я в ответ.
– Вот что, товарищ боец, – строго сказал командир, – зачем вы вступили в Красную Армию? Защищать нашу молодую Советскую Республику! Так ведь? Надо, значит, и делать что прикажут. А это очень важно – подвозить бензин к аэропланам. Без бензина не полетишь…
– Раз важно, значит, я согласен!
– А какое у вас образование? – спросил командир.
– Какое там образование… Три класса, да и то третью зиму не доходил…
– У нас открыта вечерняя школа для взрослых. Приказываю в обязательном порядке посещать её, учиться.
Так я стал обозным и одновременно школьником на военном аэродроме. Лошадь мне попалась неплохая: сильная, сытая, не то что старая кляча, оставленная в отцовском доме. Я развозил громыхавшие на телеге железные бочки с бензином.
Вечерами посещал школу. Из всех учеников я, пожалуй, был самый беспокойный. Никто не задавал столько вопросов учителям, сколько я. Но нужно сказать, что учителя не были на меня в обиде и охотно рассказывали обо всём, что меня интересовало. Они понимали, что мне не терпелось наверстать то, что было упущено в детские годы.
Днём же, выполнив свои несложные обязанности и накормив лошадь, я бежал на аэродром к самолётам.
Я был рад каждому случаю повертеться подольше около самолёта. Машины притягивали меня к себе, как магнит. Я старался как можно больше «помогать» механику: наливал бензин в бак, подавал инструмент, придерживал крыло, когда он пробовал мотор, при посадке самолёта бежал навстречу, чтобы помочь лётчику подрулить на место стоянки.
Вскоре я прослыл таким любителем авиации, что мне (до сих пор не знаю, в шутку или всерьёз) дали звание: «наблюдатель правого крыла», – я должен был следить за чистотой правого крыла самолёта. И я по-настоящему гордился своей работой.
С какой любовью я чистил, мыл, вытирал крыло после каждого полёта и перед уходом в воздух! Я сам порой был не так чист, но «моё крыло» блистало как зеркало.
Меня часто похваливал старший механик Фёдор Иванович Грошев. Впоследствии он стал лучшим полярным авиамехаником и прославился своими полётами в Арктике с лётчиком Бабушкиным. Но и тогда уже он считался лучшим мотористом дивизиона. Небольшого роста, коренастый, с чёрными усиками, он никогда не сидел без дела, всё время возился у «Ильи Муромца».
Говорил Грошев так быстро, что сразу и не поймёшь:
– Присматривайся, Миша, присматривайся! Ты парень не из ленивых. Может, чему и научишься. Аэроплан у нас замечательный. Можно сказать, первейший в мире. Ни в одной стране нет такого чудо- богатыря.
Грошев был прав. В то время четырёхмоторные воздушные корабли, носившие имя героя древней русской былины, не имели себе равных. Их строил Русско-Балтийский завод в Петрограде по проекту русского инженера Игоря Сикорского. Этот великан развивал скорость до ста километров в час, поднимал десять пассажиров. Конструктор «Ильи Муромца» первым создал удобства для экипажа. Застеклённая кабина самолёта отапливалась. В войну «Илья Муромец» превратился в грозную летающую крепость. На нём было установлено три пулемёта: в хвосте, наверху и у нижнего люка. Он поднимал до двадцати пудов бомб. Кроме того, на вооружении «Муромца» были металлические стрелы. Падая с километровой высоты отвесно, с душераздирающим визгом, они пробивали насквозь всадника с конём. Почти в каждый боевой полёт «Муромец» брал с собой не менее пуда листовок. В гражданскую войну листовки были всё равно что пули и снаряды. Они адресовались солдатам белой армии и призывали их вступать в Красную Армию, рассказывали правду о Советской власти, о нашей борьбе, о преступных замыслах белогвардейцев и хищных иностранных захватчиков.
Всю гражданскую войну я провоевал в дивизионе тяжёлых воздушных кораблей «Илья Муромец». Сначала мы сражались в местах, где я родился. Недалеко от нашего города появился белый генерал Мамонтов. Со своими кавалерийскими полками он шёл на Тулу и Москву, Конные отряды быстро передвигались. Найти и разгромить их было лучше всего с воздуха. Красная авиация творила чудеса в борьбе с мамонтовцами.
Дважды вылетал наш командир на боевое задание. Но Мамонтов с превосходящими силами казаков усиленно наступал. Уничтожал всё, что попадало под руку; невинных людей расстреливал. Отряду приказано было отступать обратно в Липецк.
