Леваневский и его штурман Левченко нашли и взяли Маттерна на борт своего самолета; они доставили его на Аляску, в город Ном.
В составе экипажа Леваневского испытанные, талантливые авиаторы. Второй пилот Кастанаев – широкоплечий человек с открытым мужественным лицом. Все мы знали его, как замечательного летчика, установившего вместе с Байдуковым международный рекорд дальности полета с грузом в пять тонн. В последние годы он работал в качестве испытателя, дав путевку в жизнь десяткам новых конструкций наших самолетов.
Штурман Виктор Иванович Левченко – мастер вождения самолетов по неизведанным трассам.
Бортмеханик Григорий Трофимович Побежимов. Корреспонденты газеты усиленно уговаривают его дать интервью. Но Побежимов, смущенно улыбаясь, упорно отказывается.
– Некогда, - отговаривается он.-Сейчас будем запускать моторы.
Скромность – отличительная черта Григория Трофимовича. В этом отношении он очень похож на своего друга Василия Сергеевича Молокова, с которым он работал еще в дни гражданской войны. Вместе с Молоковым Побежимов долгое время летал в Арктике.
Леваневского, Кастанаева, Левченко и Побежимова я знал давно. А вот с другими участниками перелета – бортмехаником Николаем Николаевичем Годовиковым и радистом Николаем Яковлевичем Галковским встречался редко, но слышал о них много хорошего.
Это одаренные труженики. Как и у всех участников перелета, лица их спокойны, уверенны. Они счастливы, что им доверено ответственное задание.
Сразу же после получения тревожного известия с самолета «Н-209» Шмидта, Шевелева, Молокова, Спирина и меня вызвали в Кремль на срочное совещание. В совещании принимали участие товарищи Сталин, Молотов, Ворошилов и Каганович.
Шмидт, стоя у карты, изложил свой проект поисков Леваневского и его экипажа. И. В. Сталин, задавая вопросы, уточнял отдельные подробности.
Когда Шмидт закончил доклад, Сталин спросил его:
– Кто из летчиков полетит?
Отто Юльевич не успел ответить. Как по сигналу, все мы сказали:
– Мы готовы выполнить любое ваше задание!
В тот же день был утвержден состав экипажей самолетов.
Поиски были организованы в двух направлениях: в Западном секторе Арктики и в Восточном.
В Западном должны были действовать наши корабли. Основной базой для нас был намечен остров Рудольфа, подсобной – льдина Папанина, находившаяся в то время на нулевом меридиане и восемьдесят седьмом градусе двадцати минутах северной широты.
На Восточный сектор ложились свои задачи. Ледокол «Красин» должен был немедленно итти к мысу Шмидта, взять там на борт три самолета с экипажами и горючим, направиться на Аляску к мысу Барроу и оттуда, насколько позволят льды, пройти к северу. Находившийся в Беринговом море пароход «Микоян» получил задание с полным грузом угля направиться для перегрузки к «Красину». Летчику Задкову было отдано распоряжение вылететь на двухмоторном гидросамолете «СССР Н-2» из бухты Ногаево в Уэлен и оттуда – к «Красину».
Кроме того, Герой Советского Союза П. Г. Головин подготовил самолет «СССР Н-206», а летчик Грацианский – самолет «СССР Н-207»; они должны были вылететь на остров Диксон и там находиться в резерве.
В течение двух дней летчик Задков пролетел две тысячи четыреста восемьдесят пять километров по маршруту Охотск – Ногаево – Пенжино – Марково – Анадырь – бухта Провидения. Затем он взял курс на Уэлен. Погода не благоприятствовала полету, но Задков, не задерживаясь, пролетел еще тысячу сто километров и достиг мыса Барроу, где совершил блестящую посадку на лагуну в совершенно неизвестном ему районе. Весь путь, пройденный им в три дня, равнялся трем тысячам восьмистам шестидесяти километрам. Это был замечательный перелет.
И вот в эти дни Маттерн предложил свои услуги по поискам экипажа самолета «Н-209». Этот казавшийся на первый взгляд благородным жест летчика, пожелавшего отблагодарить Леваневского за свое спасение, впоследствии оказался фальшивым. Получив от советского правительства новый самолет «Локхид-Электра», приобретенный по его просьбе, Маттерн не спеша вылетел из Фербенкса на север. Идя вдоль сто сорок восьмого меридиана, он достиг всего лишь семьдесят пятой параллели и… вернулся в Фербенкс. От дальнейших поисков летчик отказался.
Перед нашими штурманами стояла задача исключительной трудности – вести машины в совершенно неисследованных широтах Арктики. Приближение полярной ночи еще более усложняло этот полет.
Двадцать четвертого августа с утра самолеты уже были готовы к вылету. Дзердзеевский доложил о состоянии погоды на трассе Москва – Архангельск. Выслушав его сообщение, мы были вынуждены перенести старт на следующий день. Свободное время решено было использовать для контрольных полетов. В тот же день мы дважды поднимались в воздух, еще и еще раз проверив готовность материальной части. Испытания показали, что все моторы, рации, электро- и навигационные приборы работают безотказно.
Утро двадцать пятого августа выдалось на редкость тихое, ясное. В небе ни облачка, полный штиль.
В 6 часов 40 минут были опробованы моторы всех самолетов. Ровно, как часовой механизм, работали они, вращая трехлопастные винты.
Метеорологи составили последнюю сводку погоды. Мы с Шевелевым склонились над синоптической картой, внимательно изучая ее. В пути нам предстояло встретить пересечение двух фронтов. Сводка была малоутешительной. Я посмотрел на Марка Ивановича, назначенного начальником экспедиции.
– Летим?
– Летим, - ответил он.
Снова заводят моторы. Самолеты вздрагивают и оживают. Быстрее и быстрее вращаются винты.
Последние объятия, поцелуи. Слов не слышно. Голоса затерялись в грохоте моторов.
Участники экспедиции занимают свои места в самолетах. Алюминиевые трубчатые лесенки втягиваются внутрь, люки закрываются. Провожающие отходят в сторону.
Один за другим выруливают самолеты на старт.
Даю полный газ. Моторы с ревом срывают машину с места. Развивая скорость, она бежит по бетонной дорожке. Еще несколько секунд, и мы уходим в воздух.
Вслед за мной поднимается самолет Молокова, а спустя несколько минут к нам присоединяется «Н- 172», ведомый Алексеевым. Москва скрывается в дымке, затянувшей горизонт.
Через несколько дней наши самолеты шли над Баренцовым морем. Глядя вниз, я думал, что вот уже в пятый раз мы с Бассейном и Ивановым пролетаем над этим морем.
Радиостанции Заполярья поддерживали с нами непрерывную связь. Мазурук сообщил из бухты Тихой, что нас могут принять в любую минуту.
Когда мы приближались к Рудольфу, я узнал из радиограмм, что купол закрывается. Через несколько минут должна была показаться зимовка. Но ее заслонило облако, напоминавшее серую неприступную гору.
Около острова Карла-Александра я увидел плавающие льды и нырнул под облака. Следом за мной снизились Молоков и Алексеев. Теперь мы летели на высоте ста метров. Курс держали по компасу.
Шел снег. Скоро впереди показался обрывистый берег Рудольфа.
Я попытался пройти к зимовке вдоль берега, но видимость была слишком плохая; пришлось вслепую пробиваться вверх.
Поднявшись на семьсот метров, я выскочил из облаков. Молоков и Алексеев неотступно следовали за мной.
Надо было торопиться с посадкой. Я решил пройти над островом, рассчитывая, что часть купола еще открыта. Внизу тяжелой грядой нависли снеговые тучи.
– Ну как?-спросил меня Спирин, понимавший, что положение у нас неважное.
– Сейчас!.. Найдем лазейку!.. А тогда нырнем и нащупаем аэродром!-крикнул я ему, не
