Змея, которая стоит
Кобра не укусит исподтишка. Если идёшь и не видишь её, она сама о себе предупредит: вскинет чёрную голову над землёй — «встанет на хвост», как говорят змееловы. Засверкает круглыми птичьим глазками, развернёт чешуйчатый капюшон, зашипит и зафыркает, как сердитая кошка, «Видишь, — я зздессь! Лучшше ужж ухходи!».
За такое своевременное предупреждение ловцы змей называют кобру благородной змеёй.
Крикливый хвост
От страха у сцинкового пучеглазого геккончика хвост начинает стрекотать, словно кузнечик: «Тр-р- ревога! Удир-р-рай!»
Услышав отчаянные крики хвоста, все гекконы-соседи разбегаются кто куда. И если крикуна тут грубо схватить — хвост у него отвалится, Геккончик от страха потеряет «голос», лишится «дара речи».
«Голос» у него, оказывается, ломается.
Но и отломленный хвостик будет вертеться, кататься по песку и вопить во все чешуйки:
«Т-р-р-ревога! Уди-р-р-рай!»
И пока вы будете в изумлении на него глазеть, его бесхвостый онемевший хозяин кинется втихомолку в свою норку и захлопнет за собой дверь.
Зимний гриб
— Зима, а на окне мотылёк! Новый год, а за окном дождь грибной: весёлый, искристый, частый!
Песок на барханах сырой и плотный. Саксаул мокрый и блестящий. А под саксаулом на песке — грибы! Самые настоящие: свеженькие, молоденькие, чистенькие. Ножки, шляпки — всё как положено. Даже запах грибной.
А где-то сейчас глухая зима. Вьюга, метелица, гололёд. А у нас в пустыне дождик грибной. Грибы новогодние, свеженькие. Грибы подсаксаульнички.
Рот с ушами
На гребне бархана, вытянувшись на кривых ножках, стоит головастая ящерица. Хвост скручен кренделем, как у дворняжки. Вот она увидала меня и завиляла хвостом по-собачьи.
Я подумал, что она мне обрадовалась, но она стала сердито хвост скручивать и раскручивать.
Но я не испугался, и тогда она вдруг прыгнула мне навстречу, фыркнула и так разинула рот — вот сейчас зальётся сердитым собачьим лаем и тявканьем!
Ну и рот — не до ушей, а… с ушами! В углах красной пасти растопыренные красные уши! Я так и попятился: рот с ушами — кому жутко не станет!.
Жара
Самое желанное в жару — тень. Песчанки от жары под землю спрятались, в норы. В норку песчанки спряталась и каменка-плясунья. А сыч спрятался в тени саманной развалины. Дикие голуби залетели в колодец: расселись на обкладке из сюзена — песчаной акации над водой. Стрела-змея вползла на куст — растянулась на ветерке. Один верблюд на самом припёке стоит. Некуда ему, такому здоровому, спрятаться. А в ногах у верблюда собака лежит: спряталась в тень под его брюхо.
«Проклинающая солнце»
В самое злое пекло, когда все прячутся кто куда, агама вползает на вершину сухого куста и задирает голову в небо. Из-под тяжёлых чешуйчатых век недобро поблёскивают глаза: она смотрит прямо на огненное солнце.
«Беспощадный огонь, ты губишь в пустыне жизнь. Ты сжигаешь зелёный росток и обращаешь в прах цветы. От кустов и деревьев ты оставляешь одни скелеты. Последние капли воды ты превращаешь в пар. Коробится и стонет земля. Окриком отчаяния раскалываются камни».
Так думают про агаму туркмены — жители жаркой пустыни. И потому называют её —
Плата за страх
С весны ящерицы от врагов своими хвостами откупаются, платят им хвостовую дань. Чем дальше в лето, тем больше ящериц без хвостов. Конечно, лучше хвоста лишиться, чем головы. Но и хвост жалко, свой всё-таки! Растишь, растишь. И вид без хвоста не молодецкий. Так, бесхвостая ящерица.
А хищники не унимаются. Сыч в норе запас из ящеричных хвостов собрал, разложил хвосты, как сосиски. Сорокопут хвосты на колючки понанизал — висят, как сардельки. У всех птиц сейчас птенцы в гнёздах, все есть просят. Едоков всё больше и больше, и потому ящериц с хвостами всё меньше и меньше. Полное ящерицам разорение!
Рубаху съел
Хороша у геккона кожа-рубаха — вся в золотых и медных чешуйках-пуговицах! И штаны с белыми рюшечками и оборочками. Но срок приходит всему: выцветает рубаха, пачкаются штаны, Даже геккону носить стыдно. Надо костюм менять.
Для геккона костюм сменить просто: спрятаться в норку подальше от любопытных глаз и стянуть лапками старую одежонку. Переодевается геккон, старается изо всех силёнок, по-настоящему из кожи вон лезет. Вылезет, а под старой одёжкой готова новая — блестит и переливается. И на штанах опять белые рюшечки и оборочки.
