Вижу: внизу кеклик вскочил на камень, вытянул шейку, на цыпочках тянется — так ему хочется узнать, почему крик. А выше выглянула из-за выступа козлиная голова с высоченными ребристыми рогами.
Оба — и козёл и кеклик — не оторвут глаз от поползня, что в тревоге мечется по скале и кричит, кричит!.. Им непременно надо узнать, о какой страшной опасности предупреждает маленькая птичка всех жителей ущелья. Поскорее надо узнать… Они смотрят на поползня и не замечают меня.
Выбирай любую добычу: птицу или зверя. Но время терпит. Прежде чем прогремит в ущелье выстрел
Мои глаза скользнули по золотым камням скалы и увидели то, что скрывалось за выступом от глаз козла и кеклика: на совершенно отвесной каменной стене — гнездо поползня. Будто кто взял и прикрепил к стене узкогорлый глиняный кувшин.
А внизу ползёт к гнезду, сокращая и вытягивая своё мутно-пятнистое кошачье тело, цепляясь им за выступы камня, гюрза — змея толщиной в мою руку, чей яд способен убить лошадь или верблюда.
Юлой кружится вокруг неё поползень — то вниз головой, то вверх — и кричит, и кричит, и крик его повторяет каждый камень; и кажется, камни кричат от страха. Но и стоголосый крик их не спасёт птенчиков от ядовитой гадины.
Стена отвесная, а гюрза ползёт.
Опирается на хвост, поднимает голову и шарит ею, шарит по камню. Нащупает уступ — и перельёт на него своё тело, как ртуть.
Вот гюрза у самого кувшина — совсем рядом с тёплой птичьей спаленкой, где давно проснулись встревоженные криком желторотые поползнята.
Стенки кувшина гладкие. Неужели влезет по ним гюрза?
Опёршись хвостом о шероховатый выступ скалы, змея нацелилась на горлышко кувшина. Потянулась, потянулась к нему.
Вот треть, вот половина, вот две трети змеиного тела поднялись в воздух.
Поползень зашёлся криком.
Гюрза качнулась к горлышку, но не достала до него и, сдерживая равновесие, изогнула своё тело вопросительным знаком.
Сейчас пододвинется немножко — и заползёт в гнездо. Чёрт с ним, с козлом!
Не могу же я допустить, чтобы эта гадина у меня на глазах проглотила беспомощных птенчиков! Я вскинул ружьё.
Но тут случилось чудо: маленький поползень, вспорхнув, ударил гюрзу в затылок клювиком, лапками, всем своим маленьким птичьим тельцем.
И слабый удар грозен, если нанесён вовремя.
Не сдержав равновесия, змея сорвалась со скалы.
Извивающееся тело её замелькало в воздухе и тяжело шлёпнулось о камни на дне ущелья.
Поползень юркнул в гнездо. Увидел, что все птенцы его живы-здоровы.
Сейчас же опять выглянул из горлышка кувшина, но, заметив бьющуюся внизу гюрзу, испугался и спрятался снова.
Здесь моего выстрела не понадобилось, и, значит, желанная добыча ждёт меня.
Поднял глаза, но ни рогатой головы козла, ни любопытного кеклика уже не увидел.
Ладно, не жалко!
В путь, в путь!
Впереди ещё поворот, за ним — ещё… За каждым поворотом — новые встречи. Охотнику — добыча, натуралисту — наблюдение.
Украшатель
Невольно в скалах ищу глазами гнездо скального поползня. Это самое интересное птичье гнездо… Похоже оно на глиняный кувшин, пришлёпнутый донышком к стенке. Слеплено основательно и добротно. Ещё и украшено!
У каждого поползня свой вкус и мера. Один почти совсем не украшает свой дом, — так воткнёт в глину одно или два перышка. Зато другой перестарается и наляпает неумеренно. Видел раз гнездо, в которое было вмазано сразу два голубиных крыла!
Бывают поползни прирождённые художники-декораторы.
Запомнилось мне одно гнездо: оно блестело и переливалось.
Ещё бы: в глину вокруг гнезда были вмазаны разноцветные камешки! Тут и там торчали яркие перышки. Пестрели щитки и надкрылья жуков: красные, чёрные, синие, зелёные!
Янтарями горели кусочки смолы. Даже цветочные лепестки были пришлёпнуты к глине! Гнездо, украшенное мозаикой! Хоть на выставку, хоть в музей!
Но я гнездо оставил хозяину. Вряд ли кого это гнездо порадует больше, чем его самого!
Красный каньон
Щебнистая пустыня вокруг, похожая на гигантский, позеленевший от времени медный щит. Медь — это щебень, побуревший от солнца. Зелень на меди — жидкая щетинка сизой полыни. А тёмные пятна, похожие на озёра, — это тени от облаков. На краю пустыни горы — как старые медные купола, с позеленевшими от полыни боками. Между пустыней и горами треснула и разверзлась земля, открыв взору глубокий красный каньон. Смотришь вниз — кружится голова. Глубоко-глубоко, по самому дну, плавные извивы ручья, В нём давно уже нет воды; сухое дно, как дорога, засыпано гравием и песком.
Идём по сухому дну, и щебень скрипит под ногами. По сторонам — красные стены. А над ними — высоко, высоко! — узкая лента неба. Неба, раскалённого добела.
Ущелье до краёв налито зноем. От красных стен пышет жаром. То тут, то там что-то сыплется и шуршит. Это лопаются от солнца камни и трескаются глыбы глины. И тишина от этих шорохов какая-то пугливая и неспокойная. Всё время кажется, что кто-то крадётся или ползёт…
Никак не отделаться от ощущения, что ты не просто в каньоне, сотворенном природой, а в покинутом городе древних. Вот крепостная стена: видны ниши-бойницы. Вот просто стены домов: окна, двери, ступени. Замки с готическими пирамидками, башенками, шпилями. Защитные рвы и валы. Вода и ветер творят тут нерукотворно… Слепая природа создаёт красоту… для глаз.
Невидимый кто-то следит за тобой. Упрямо уставился в спину. Кто-то выглядывает из бойниц и окошек. Кто-то прячется за выступами и в развалинах, а может, это блики солнца играют? Кто-то шепчется в нишах и гротах — или это ветер шумит? И не хочется говорить громко, и всё время хочется обернуться…
В тени кустика притаилась стрела-змея. Она дразнит язычком и ласково покачивает изящной головкой с большими и круглыми глазами птицы. Страшные истории рассказывают про эту змею. Будто прыгает она и пронзает человека насквозь. Змея и впрямь на стрелу похожа: тонка и стройна, движения её стремительны и грациозны. Но опасна она только для маленьких ящериц. Сухо трещат цикады; жара от этого кажется ещё страшней. Разморённый заяц вразвалку проковылял в тень.
Вечером над каньоном засвистывал ветер. Косматые тучи, сверкая и громыхая, выползли из-за горы. Видно было, как жаждет земля воды: остыть, пропитаться, омыться!
