Первым на вызов деда Таршилы отважился выйти Ивашка Колесо.
– Покажи, Ванюша, што не единым словом ты силен, – хотел ободрить мужика рябой Филька, но лишь смутил.
Таршила строго сказал:
– Слово его не трожь, оно само по себе сила. Коли б у Ивана даже рук не было, позвали б его на сечу – словом народ укреплять. Не робей, Ванюша, как выйдет, так выйдет.
Колесо отошел от закольчуженного куля, примерился, отвел руку далеко назад, потом, сделав несколько быстрых шагов, послал копье в цель. Оно ударило ниже середины, в край кольчуги, отлетело в сторону, куль качнулся.
– Ниче, – заметил Таршила, – не хуже иного кмета. Ну-ка, Юрко!
Если ордынского воина нельзя было представить без коня и лука, то русский ратник-ополченец не представлялся в бою без сулицы и топора. Крестьянин и городской ремесленник, ни разу не державший меча в руках, уверенно шел в бой по зову князя, ибо топор на длинной рукоятке и короткое, тяжелое метательное копье – сулица служили ему не хуже всякого иного оружия. Брошенная на полсотни шагов русской рукой сулица пробивала самый крепкий щит, не говоря уж о нательной броне. Выдернуть ее из щита во время боя было невозможно, щит приходилось бросать, открываясь для ударов топоров и мечей. Но и в прямом столкновении русский ратник работал своим коротким прочным копьем не хуже, чем вилами или рогатиной. И не от тех ли грозных суличан повела родословную русская штыковая атака, смертельно пугавшая врагов до самой последней войны?
…От удара Юрка куль свалился, на кольчуге осталась глубокая вмятина.
– Кабы так-то в сече, испустил бы дух басурман, – похвалил Таршила, осматривая копье. – Однако, Гридя, слаб твой закал против басурманского, а?
– Дак ить… рубаха-т! – Кузнец, сопя, запустил пятерню в бороду. – Рубаха-т, она вон… за морем вязана. В Орде не на кажном така рубаха. Да ить она и не точена, сулица-т, ты наточи ее!
– Наточу. А другу пошто спытать не хочешь?
– «Другу»… Та – особо дело, та в две этих станет. Не по твоей руке скована.
Дед задрал козлиную бороду, костистое лицо его недобро нахмурилось, выцветшие глаза, не мигая, уставились на кузнеца. Мужики затихли, сразу вспомнив, что Таршила когда-то был воином в полку московского князя.
– Уж не по твоей ли?
– Хошь и по моей.
– Твою руку, Гридя, я знаю, да ты, видать, не знаешь моей. Ты ишшо бабу за титьку не держал, а я уж с воеводой Мининым на Литву хаживал да суздальских крамольников усмирял.
– «Хаживал», – буркнул кузнец. – То-то што так. При таких ить кметах он-та, воевода Минин, голову небось потерял.
– То без меня было. А потерял – на то война, там всяк без головы может остаться – што ратник простой, што воевода. И за воевод Минина да за Акинфа Шубу мы после с Литвы взяли, сколь надо. Под Любутском отучили Ольгерда на Москву шастать, да и Тверь под князя Димитрия после того привели. Аль те память отшибло?
– Верно, дед, то помним! – согласно загалдели мужики.
– А ить, говорят, Мишка Тверской сулил зятю свому Ольгерду половину Московской земли отдать, себе же другую…
– Сулила кошка собаке ежа поймать! Лучше б штаны посулил.
– Сказал – штаны! Как Димитрий Иванович обложил Тверь, Мишке много штанов понадобилось…
– То дела княжеские, – нахмурился Таршила. – А тверичане ратники добрые, и от Орды они вынесли поболее нашего… Так што, Гридя, спытаем, чья десна крепче?
– Спытай, коль не боязно, – кузнец протянул широкую, как лопата, испачканную копотью ладонь, и старик спокойно вложил в нее свою, длинную, сухую, увитую синими жилами. Ивашка Колесо подскочил к спорщикам, взмахнул рукой:
– Начали!..
Мужики набычились. Лицо Гриди медленно багровело, глаза налились кровью, плечо вздулось железным бугром. Дед казался невозмутимым, лишь вздрагивала бородка.
– Каменнай ты, што ль? – прохрипел кузнец. – Я ить… раздавлю, коль што…
– Раздави, – в голосе деда прозвучал смешок.
Из-под ногтей кузнеца показалась сукровица, пальцы Таршилы были белыми, казалось, кровь в них высохла.
– Будя! – крикнул Колесо. – Нет победителя.
Кузнец обиженно дул на пальцы.
– Ить надоть, а? Чистый мерин… Копыто – не десна.
– Спытал? – ухмылялся дед. – Теперича я метну в энтого «басурмана». Сеньша, подай-ка сулицу.
Отойдя шагов на полсотни, Таршила с неожиданной резвостью сделал пробежку, копье свистнуло, куль качнулся и устоял – сулица вошла в него по самое древко. Мужики, галдя, бросились вытаскивать.
– Слышь-ка, – кузнец тронул старика за локоть. – Ты того, не держи на сердце. Скую ишшо, как ту, вот те крест.
