Неподалеку виднелась церковная колокольня, сердце Ка-зале Монферрато.
Священник, падре Грасселли, был толстым и передвигался маленькими шажками, вероятно, боялся, что упадет и уже не сможет подняться. Судя по выражению круглого улыбчивого лица, он был польщен приездом столь высокого и благородного гостя.
Вечером священники познакомились ближе, угощаясь элем, линем, а также полентой и местным вином барбера. Адвокат дьявола рассказал падре Грасселли, зачем приехал в Казале Монферрато.
— К чему вам разговаривать с иудеями? — На лице священника читалась неприязнь. — Ростовщики, и только. Им нельзя доверять.
— Сомневаюсь. Если все они ростовщики и менялы, каким образом получается, что одни из них умеют обрабатывать шелк, а другие становятся красильщиками или стеклодувами?
Священник пожал плечами.
— Я должен найти место, что называют Шелковичный путь.
— Улица Иудеев, — сказал священник. — Я ее знаю, но вы должны идти с кем-то, кто понимает этих людей. Они нам, христианам, не доверяют. Если настаиваете, завтра я отведу вас в синагогу. Местные иудеи заявляют, что она самая красивая в мире. Возможно, у тамошнего раввина есть нужные вам сведения.
Утром жаркое солнце быстро высушило город. Священник и монсеньор Аркенти отправились в синагогу.
Увешанная канделябрами и покрытая золотом синагога действительно была самой богатой и самой красивой из всех, что доводилось видеть адвокату дьявола. На расписном потолке выделялась надпись на древнееврейском: «Здесь врата рая». На одной стене красовался барельеф Иерусалима, напротив — другой, неизвестный адвокату город. Монсеньор Аркенти на ходу читал древнееврейские надписи на стенах, а падре Грасселли, не знающий этого языка, нервно шаркал ногами позади.
Через некоторое время адвокат спросил:
— Где он? Раввин?
— Должно быть, в своей комнате.
Они постучали в дверь в задней части синагоги и, услышав голос, вошли в комнату, где человек сидел на высоком стуле, склонившись над книгой, и что-то бормотал. Зеркало, закрепленное возле единственного окна, направляло солнечный свет прямо на книгу. Когда они вошли, тощий раввин в черной кипе на затылке поднял глаза, но не прервал молитвы.
— Падре Грасселли, чему обязан честью вашего визита?
— У нас в городе важный гость. — Священник указал на монсеньора Аркенти. — Из Ватикана. Он хотел бы задать вам несколько вопросов.
Адвокат стал задавать вопросы об имени и роде Камбьяти. Раввин терпеливо выслушал его, скрестив руки на груди. Его узкое длинное лицо оставалось спокойным.
— Да, мне знакомо это место. Шелковичный путь, где живут шелководы. Многие из них иудеи, это верно. Есть одна семья
Камбьяти, одинокий старик и его сын, живущий неподалеку со своей семьей. Пожалуй, мы можем их проведать. Это недалеко.
Спустя час раввин и адвокат дьявола стояли у двери хижины, окруженной тутовыми деревьями. Дверь открыл сгорбленный человек со сморщенным лицом и бесцветными водянистыми глазами. Он радостно кивнул раввину и подозрительно взглянул на священника. Все вошли в хижину и сели за грубый деревянный стол в кухне. На столе стоял медный светильник, где жгли остатки оливкового масла. Пол был выстлан сухим тростником. В соседней комнате Аркенти заметил, как ему показалось, стопки пустых деревянных лотков для хранения шелковых коконов.
— Да, верно. Мы, Камбьяти, из испанских сефардов. Задолго до моего рождения иудеи пришли сюда — немного, кажется, пять или шесть семей. Теперь остался только я и семья моего сына. Они живут за этим холмом. — Он показал на холм за окном. — Но я не знаю, переселялся ли кто-то из Камбьяти в Кремону. Такое возможно. Я слышал, некоторые уезжали отсюда на восток, много, много лет назад. Не знаю почему.
В этот момент дверь распахнулась, и вошел высокий, крупный мужчина.
— Мой сын.
Молодой мужчина кивнул раввину и хмуро посмотрел на человека в одежде священника. У него были блестящие черные волосы, как у испанца, и темные проницательные глаза. Старик представил Аркенти и повторил вопросы, на которые только что пытался ответить. Сын не смог ничего добавить. Увидев, что отец и раввин держатся по отношению к адвокату дьявола с уважением, он заговорил другим тоном:
— Боюсь, я мало чем могу помочь.
Аркенти и раввин поднялись, собираясь уходить. Когда они стояли в дверях, старик охнул и поднес указательный палец к виску.
— О, постойте, постойте, теперь я вспомнил. Я знал, что название города звучит знакомо, но не совсем. Они уехали давным-давно, но не в Кремону, а в место под названием Крема. В деревню, кажется.
— Да, я ее знаю, — кивнул адвокат. — Недалеко от Кремоны, на реке Серио, на пути между Кремоной и Миланом.
— Кажется, дед рассказывал, что это случилось во времена его деда или даже прапрадеда. Он еще говорил, что тогда случилось кое-что ужасное, страшное.
Старик взглянул на раввина, который сделал ему знак не бояться и продолжать. Он прошептал, глядя перед собой пустыми глазами:
— Они стали христианами.
— Отец, — произнес сын, — этот священник — христианин, не стоит оскорблять нашего гостя.
— Нет, нет, никакого оскорбления. — Старик замахал руками и попытался объяснить: — Этот священник из Рима всегда был христианином, но те иудеи, что изменили вере, что предали свой народ, они совершили великий грех. Но он, он христианин, римский христианин, в этом нет ничего плохого.
— Возможно, их заставили окреститься, — заметил Аркенти.
— Ужасно, ужасно. — Старик покачал головой.
Адвокат дьявола и раввин распрощались со стариком, сын вышел следом.
— Идемте. — Молодой Камбьяти стоял, выпрямив спину и выпятив грудь. — Я покажу вам шелковичное хозяйство.
Адвокат кивнул. Они с раввином пошли за мужчиной в ближайшую рощу тутовых деревьев, где стоял каменный домишко.
В лачуге хозяин показал адвокату кокон шелковичного червя, держа его перед глазами. Кокон казался хрупким по сравнению с его грубыми пальцами.
— Как вы знаете, шелковичный червь заворачивается в кокон, выделяя со слюной шелковое волокно. К сожалению, большую часть мы убиваем прежде, чем они вылупятся, иначе они разорвут шелковые волокна кокона, уничтожив его. Некоторых мы, конечно, оставляем. Они вылупляются и откладывают личинки на тутовых деревьях.
Он посвятил их в некоторые тонкости получения шелка, после чего адвокат с раввином распрощались с ним.
Когда они спускались с холма, молодой человек догнал их с пригоршней коконов. Он застенчиво протянул их адвокату. По выражению глаз тот ясно понял, что это подарок, все, что может предложить гостю семья бедняков. Адвокат положил коконы в карман сутаны. Камбьяти кивнул, поклонился и вернулся в хижину.
Omnia vincit amor
