– На земле способней, – ответил Копыто. – Но мы не в большом полку стоим. Ты, Касьян, выбери меч по руке, да и другие – тож. С Ордой воюем, может, в седлах доведется еще рубиться с погаными. На досуге стану поучивать вас.
Никита, бледный, весь опущенный, сидел поодаль, не принимая участия в разборе трофеев.
– Ровно с похмелья парень, – заметил Роман, но никто не улыбнулся. В воздухе уже заныли зеленые мясные мухи, сердито граяли вороны в кронах деревьев, обступающих вырубку.
– Чего дальше будем делать, начальник? – спросил Касьян.
– То ж самое – бить Орду, покуда она рассыпана. Искать надо грабежников и – сечь без пощады.
– Стадо, однако, перегонять.
– Зачем? Орда не ищет сгинувших, ей некогда ждать.
– Один-то ушел, – сказал пастух. – Старый, вроде меня, этакой неприметный. Толмачил он. Когда скрылся, я и не видал.
– Што ж ты молчал, Лука? – укорил Копыто. – Теперь уж не поймать. – Спохватился вдруг: – Тут бабы к вам с нашего стана не являлись?
– Нет, Ванюша.
– Вот беда! Ждать надобно Меланью, а ждать нельзя, ежели упустили вражину. Думайте, куда скот отогнать.
Притихли мужики. Лучшего места, чем это, близко не было.
– Зачем, православные, искать иного места? – вдруг подал голос Лука. – Вернутся ордынцы аль нет – то еще неведомо, а погоним скотину – как раз налетим на нечистых. Оставьте вы мне коняку посмирнее, глядишь, и на одной ноге со стадом управлюсь. Хочу я, православные, за мир пострадать, ты же, Никита, как знаешь. Случай чего, скажите бабке моей да сынку Алексею – так, мол, и так: за мир пострадал Лука.
Никита встал:
– Не оставлю я тебя одного, отец. А нагрянет татарин снова, велит показать дорогу к нашим – не откажусь. Леса темны, дороги в них узеньки, по болотам и того уже, а в Черной трясине вся Орда уместится. Дождемся Меланью да и отошлем мальцов и девок.
Долго хмурился Копыто, но лучшего не придумал.
Трофейных лошадей взяли заводными, для прокорма положили во вьюки живых баранов, и отряд направился в сторону Звонцов по той самой тропе, что привела врагов на вырубку. Копыто думал, как бы ему увеличить свой отряд. Теперь это непросто – с появлением Орды люди становятся похожими на волков, боятся друг друга. Когда уходили в лес, его догнал осиротелый Васька:
– Дяденька, возьми! Боярин сулил взять меня в дружину, я хочу бить Орду.
Копыто поднял парнишку на руки, тихо заговорил:
– Слушай, Василей. Должен ты сослужить боярину службу, прежде чем он возьмет тебя в войско. Ведь братка твой малый знаешь кто? Он боярский сын, беречь ево для дружины надо. Бабы-то, они какие? Понянчатся с чужим чуток да и кинут, а за ним догляд нужон. Будь стражем при нем до боярина. Понял, Василей, какое дело важнецкое?
– Понял, дяденька. – Парнишка серьезно смотрел на воина.
– Ступай, Василей, сполняй.
Вражеского разведчика настигли версты через две. Он понуро сидел на упавшей лесине, лошадь его общипывала листья с орешника, и шорох веток предупредил Копыто. Сквозь зеленую сеть острый взор Ивана различал лицо врага, отрешенное, похожее на потрескавшийся желтый известняк. О чем он думал? Может быть, решал: возвращаться ли к своим, где придется держать ответ за пропавших воинов, или выбрать иной путь? А может, посреди враждебного леса грезились ему родные кочевья в привольной степи, горечь кизячного дымка, лица старухи и маленьких внуков? Стрела уже легла в изложье, когда степняк насторожился, повернул голову и тем облегчил прицел.
В тот же день запах дыма навел Копыто на станицу беглых крестьян. Было их больше трех десятков, семеро – молодые мужики и парни, годные для ратного дела. Они ушли из-под самого носа грабителей, бросив на дороге обоз со всем добром, второй день голодали и зябли у костров, пробираясь на Можайск. Копыто оставил в отряде мужчин, остальных отослал на вырубку, к пастухам. Теперь в его ватаге стало двенадцать бойцов. Он самолично разведал Звонцы. Пустое село с растворенными воротами подворий манило к себе и казалось страшным. В деревянном кресте церквушки торчала длинная опереная стрела – какой-то степняк проверял свою меткость или стрелял голубей.
Под вечер устроили засаду между Звонцами и серпуховским трактом. Уже стекалась военная добыча к основному пути ордынского войска от Серпухова на Москву, и ждать пришлось недолго. Сначала прошла конная полусотня, охраняя подводы с зерном в мешках и коробах, медовыми колодами, сундуками и узлами, из которых выпирали круги воска, торчали высохшие звериные шкуры. Через час появилась новая колонна. Спереди, вольно держась в седлах, ехало четверо всадников, за ними тянулись телеги с какой-то поклажей, над бортами торчали головы детей. Привязанные к телегам веревками, брели босые, простоволосые люди: молодые мужчины и женщины. Позади торчали пики конного десятка, доносилась унылая степняцкая песня. Копыто застрекотал белкой – сигнал своим приготовиться к нападению. Стали различаться слова песни, которую выводил высокий молодой голос:
