– Черт! Сменял одного рыжего на другого! – В досадливом крике Тупика была и радость: угадал в голубоглазом и рукастом звонцовском парне отменного рубаку еще там – на кровавом Куликовом поле. Он едва достал мечом второго врага, а уж полусотня прорубила насквозь ордынскую лаву. Несколько пустых коней вольной рысью убегали в березняки. Тупик крутым заходом разворачивал свою дружину, чтобы смять правое крыло степняков, не дав им опомниться, но то ли решительность русских и сила их удара, то ли гибель начальника, то ли боязнь ввязываться в упорный бой вдали от своих туменов уже рассеяли ордынский отряд. Вместо грозной лавы, хотя бы и разорванной, Тупик увидел разбегающиеся десятки, пятерки и тройки всадников: одни порскунули в приречный березняк, другие мчались открытой поймой к лесам, большая часть кинулась назад, по дороге. С тремя десятками он бросился преследовать этих последних. Гнали версты полторы, отмечая путь окровавленными телами. Ордынцы, словно спохватясь, начали яростно отстреливаться на скаку, и, когда третий воин Тупика выпал из седла, он прервал погоню. Перевязали своих раненых. Один, совсем молоденький, из дружины Серпуховского, был убит стрелой в горло. Тупик приказал взять его с собой, чтобы похоронить в Переславле. С убитых врагов сняли оружие, поймали трех лошадей и, лишь возвращаясь, заметили, что ни одной повозки на дороге нет.
– Трусоват, видать, путешественник, – заметил возбужденный боем и погоней молодой кмет.
– Может, он шибко поспешает, – усмехнулся Варяг.
– Не судите – да не судимы будете, – строго сказал немолодой бородач. – Почем знать, кто там ехал?
Тупик вдруг понял свою оплошку: не взяли ни одного «языка». Хотел послать Алешку вперед – вдруг найдется живой на месте сшибки, – но тот указал в сторону излучины:
– Там как раз имают, Василь Андреич.
– А и глаз у тебя, Лексей! Скоро во всем Копыто заменишь.
В болотце близ дороги, среди низкорослой желтоватой осоки, поднимая голову, билась увязнувшая лошадь, по временам долетал ее жалобный крик. Двое спешенных дружинников бросали ременный аркан, видимо пытаясь поймать забившегося в траву человека. Тупик заспешил узнав Кряжа и Дыбка, ставших неразлучными друзьями. Кряж наконец удачно бросил петлю, поволок захлестнутого степняка на сухое место; тот, вцепившись в ремень обеими руками, семенил, путался в траве и падал лицом вперед, вскакивал и снова шел, чтобы не задохнуться в петле. Дыбок, приседая, хохотал во все горло, манил пальцем пленника:
– Быня, быня, ступай ко мне, бынюшка, я те шейку пощекочу.
Степняк выбрался из болотца, шатающийся, кривоногий, залепленный грязью с ног до головы. Тупик не успел рта раскрыть: быстрым, ловким ударом Дыбок всадил меч в его живот.
– Што наделал, лешак?
– А че, Василь Андреич, сиропиться с имя? – Мишка невинно посмотрел в глаза сотского, отирая меч сорванным лопушком.
– «Язык» нужен!
– Мурза ж есть, недобиток Алешкин. Берегут наши. – Мишка сунул руку за пазуху, достал кошель, тряхнул. – Твоя добыча, Лексей, с мурзы снял. Мне б денежку за сохранность. Лови!
Кошель, звякнув, упал к ногам Варяга. Лицо Алешки побагровело, он грубо сказал:
– Мертвых не обираю.
– Ты че? По закону ж твое.
Мишка не грешил против истины: закон войны отдавал воину имущество побежденного им врага. Княжеским достоянием были обозы, лагерь, шатры военачальников, захваченные стада и табуны да то, что собиралось на поле уже после сражения.
– Возьми, Алексей, – приказал Тупик.
– Да не могу я, Василь Андреич!
– Под мечи лезть мог? Бери – сгодится.
– Куды мне столько? – Алешка неуверенно поднял кошель.
– А хотя с Мишкой вон поделись – он знает куды. Но за убийство пленного!.. – Тупик махнул рукой, вспрыгнул на седло, отъезжая, крикнул: – Лошадь попробуйте вытащить!
Нет, нельзя было оставлять Дыбка в сотне. Он же знает, что убивать пленных запрещено, и все ж убил. Тупик не смеет теперь строго взыскивать с Мишки, и тот пользуется…
Когда покидали место боя, безотчетная, сосущая тревога заставила Тупика несколько раз обернуться. Если б он знал, что, преследуя убегающих врагов, какой-нибудь сотни шагов не доскакал до распростертого в траве старого десятского Семена – последнего из дружины Красного, пытавшегося сдержать погоню!
Из-за раненых двигались медленно, спрямляя путь. Городок застали в суматохе: войско готовилось к выступлению. Взбудораженные переславцы из уст в уста передавали слухи об ордынских туменах, подступающих к городу, и чудесном спасении княгини: будто бы степняков поразили не смертные люди, а крылатые серафимы, слетевшие с небес. Возница и слуга с последней телеги клялись, что своими глазами видели, как небесные воины огненными мечами смели вражескую погоню и вознеслись в горние выси. Имя Евдокии работало на легенду, и в нее поверили сразу.
В детинец отряд Тупика вошел беспрепятственно, однако у крыльца княжеского терема отроки загородили дорогу:
– Велено пускать лишь воевод.
– Где Боброк или Вельяминов? – допытывался Тупик.
Отроки разводили руками, вызванный сотский, сын боярина Воронца, сказал, что оба в отъезде.
– Ты же знаешь меня, пропусти к государю, – просил Тупик. – Я от Храброго, казна у меня, пленного привез.
