– Не велено, и не проси! – отрезал сотский. – Жди на дворе.
Тупик неприкаянно бродил по подворью, заставленному шатрами и повозками. Его кметы притыкались кто где мог. Раненых, слава богу, взял в избу войсковой лекарь. Возле конюшни детинца стояли повозки, похожие на те, что видел он на переславской дороге. С горечью подумал: его уже не считают своим в княжеском полку, будто собственной прихотью перешел он на службу к другому государю. Со злобой посмотрел на розовое лицо боярского сына, распоряжающегося у крыльца, и, охваченный бешенством, ринулся к двери, отбросил копья стражников.
Сотский бежал за ним, бранясь и угрожая, Тупик поднялся на второй ярус, распахнул первую дверь. За широким столом, над каким-то чертежом, сидел в одиночестве Боброк-Волынский. Тупик едва не залепил сотскому в ухо. Воевода спросил:
– Кто шумит?
– Да он вот охальничает – силой ворвался, – выскочил наперед сотский.
– А-а, знакомец. – Боброк улыбнулся. – С чем прибыл?
– Казну привез государеву.
– И на том спасибо. Что там слышно у вас? Татар не встретил по дороге – ты ж на них везучий?
– Часа четыре назад рубился с ихней разведкой. Мурзу живого привез.
Воевода встал, шрам на щеке его побагровел.
– Так какого ж… ты мне про казну буровишь?
– Я, Дмитрий Михалыч, полчаса о порог бился – не пускали, – с обидой сказал Тупик.
– Тебя? Гонца от Владимира? Кто не пускал? – Глаза Боброка сверкнули гневом, но тут же пригасли. – Ладно. Это я велел, чтобы поменьше толклись тут без нужды. Переусердствовали стражнички. Ты ступай, – приказал сотскому. Потом вышел из-за стола. – Пожди здесь. Княгиня у него… Да глянь пока на чертеж. Ты знаешь дороги. Какая теперь глаже до Костромы?
Долго ждать не пришлось. Войдя в светлицу князя, Тупик уловил запах мирры и розового масла. Донской стоял у открытого окна, в котором сияло вечернее озеро.
– Вот он какой, ангел-хранитель! – Донской усмехнулся и, видя удивление Тупика, глянул на Боброка. – Да он же, Дмитрий Михалыч, ничего о себе еще не слыхал… Ты уверен, Васька, што это лишь разведка была?
– Уверен. Ханских туменов близко нет.
– Каков твой мурза?
– Малость попорченный, но в памяти.
– Ох, Васька, не можешь без того, штоб ордынцев не портить!
– Дак они ж добром-то не даются, государь.
– Знаю, Василий, знаю. Поди-ка ближе. – Князь открыл окованный ларец, достал литое шейное ожерелье из серебра с синим игристым камнем. – Не за спасение жены, по за спасение московской государыни жалую.
Лишь теперь Тупик понял, за кем гнались враги, стал на колено, почувствовал прикосновение к шее холодного металла и твердых пальцев князя.
– Встань. Всем твоим кметам дьяк выдаст по рублю.
– Трое убиты, государь.
– На тех сам получишь по два рубля и передашь семьям.
Димитрий выспросил подробности боя, стал спрашивать, как идет сбор войска в Волоке-Ламском. Слушая, изучающе поглядывал на увлекшегося Тупика.
– Што, у князя Серпуховского лучше служится?
– Я ж у него не своей волей. – Тупик удивленно посмотрел на государя, потом, словно оправдываясь, сказал: – Там до Орды поближе.
– Поближе, говоришь? Кое-кто мне советует прямо к хану ехать с поклоном. А иные наоборот – в Кострому идти.
– Кто советует?
– В Кострому я советую, – негромко сказал Боброк.
Тупик помолчал, осторожно ответил:
– В ратных делах Дмитрий Михалыч смыслит больше нашего.
– Ух, Васька! И хитрованом же ты стал. Пора тебя, однако, воеводой сажать.
Боброк вышел с Тупиком, и Васька спросил о судьбе Красного.
– Сотню выслали искать их. Видно, порублены. Не иначе кто-то выдал княгиню.
Остановились над чертежом, Тупик спросил:
– Дмитрий Михалыч, а не далеко ли в Кострому?
– В самый раз. Туда не успеют дотянуться. Сейчас главное – войско собрать без помех.
– Ну, как обойдут Москву и – по пятам за вами?
