– Иван Федорыч, это ж человек Тупика, на Непряди рубился – как же его в товары?
– А я почем знал? На них не написано. Слова молвить не умеют – языки, што ль, отсохли? Ну, ча раззявились? В сотню!..
Николка и Кряж оторопело вскочили в седла.
– От бес! – ругнулся Кряж, едва отъехали. – Сам же рта раскрыть не дал. Как есть уда.
– Не в себе он, – объяснил Алешка. – Семья у нево в Алексине, там теперь Орда. А вечор прислали ему две сотни морозовских, стал он их проверять – иные копья на скаку порастеряли. Вот и гонит всех присланных в товары, штоб спытать потом.
Николка во все глаза смотрел на старшего товарища детства: да в самом ли деле перед ним Алешка Варяг? Но ведь и тот не сразу узнал младшего односельчанина. На языке вертелся тревожный вопрос, Алешка словно угадал, заговорил первым:
– Пождите нас у рощицы той, над ручьем. Мы ж к окольничему вестниками спешим. – Отъезжая, обернулся: – А батю твово, Николушка, схоронили мы на поле Куликовом…
III
Трубы подняли воинский лагерь на заре. Едва умылись, кто в ручье, кто росой, сотские стали скликать своих. Утро было ясное, бестуманное, отрядами в молчании сходились к середине луга. Пахнуло ладаном – перед войском явились попы с кадильницами, потом показался санный возок с хоругвями, его сопровождали верховые в темных рясах, на иных белые клобуки. Из саней вышел высокий человек в рогатой митре и парчовой ризе. Утренние лучи вспыхнули, заиграли голубыми, синими, малиновыми, белыми искрами в сапфирах, алмазах и яхонтах митрополичьего убранства.
– Гляди-ко, целый клир тут, и сам святитель!
– Удостоил нас, грешных.
– А это кто, важный, рядом с ним?
– Игумен Федор – духовник государя.
– А тот – с богатырским посохом?
– Архимандрит Спасского Симеон…
Громко запела труба, митрополичья стража в черных плащах, черных панцирях и блестящих черненых шишаках поскакала куда-то на крыло войска. По рядам полетели голоса: «К молитве! К молитве!» – и ратники опускались на колени лицом в сторону восхода. Галопом примчались воеводы, спешились рядом со святыми отцами. Два попа развернули большой складень с изображением Великого Спаса, перед владыкой поставили аналой с книгами, сосудами, кропилом. Заутреню служил сам митрополит, и даже в задних рядах стоящего полукольцом войска слышался его сильный певучий голос.
Николка, еще не переживший горькой вести, истово кланялся и повторял молитвы, все время представляя, что отец смотрит на него откуда-то с горних высей. И все же среди воевод он разглядел великого князя, окольничего и Боброка-Волынского. Там же находился и Уда. Его соседа в нарядном, небесного цвета кафтане с золотым шитьем он не знал, но о нем Кряж спросил Варяга, и тот ответил:
– Боярин Морозов, из спальников, но живет своим домом. Говорят, в конюшие выбивается – не дай бог. А вон тот маленький, в рыжем кафтане – заглавный для нас человек, дьяк Внук.
– Почто же заглавный? – удивился Кряж.
– Вот как поистратишься нечаянно аль в кости проиграешься – ему челом стукни. Токо словом не смей заикаться, што прогулялся аль проигрался. А настоящая нужда заест – проси без сумленья: пожурит и выручит.
– Он што, казной заведует?
– Он всем заведует. Дьяк государев. Умен – страсть.
– Молитеся, лешие, неча шептаться, – сердито оглянулся на соседей Додон. – Сам владыко служит!..
Вскоре после заутрени Николку вызвали в палатку начальника сотни. Тупик приветливо кивнул новому ратнику, указал на невысокого человека в рыжем кафтане:
– Вот дьяк по твою душу, Никола.
Парень с удивлением узнал человека из государевой свиты. Сам всемогущий Внук!
– Этот? – Умные глаза дьяка обежали фигуру парня, как бы запоминая. – Ничего, обносится – годится и в дружину, коли в первом бою не струсит.
– Он уже не струсил. Шрам-то на Куликовом поле заработал.
– Тогда и говорить неча. Считать умеешь? Считай. – Он достал из-под полы и протянул Николке холщовый кошель. Тот взял с недоумением: зачем Внуку таким способом проверять грамотность нового дружинника? Не собираются ли его снова отправить в товары? В кошельке было ровно двадцать серебряных денег московской чеканки с изображением петуха на фоне встающего солнца.
– Правильно, – сказал Внук. – Молодец. С первым жалованием государским тебя, ратник.
– Эт мне?.. За што? – Николка растерялся: в руках его было состояние зажиточного крестьянина.
– За службу. – Худое лицо дьяка посерело. – К несчастью нашему, вести, тобой привезенные, подтвердили сакмагоны. Хан уже на Оке. Но ты дал нам целый день – для смотра… Ну, так служи, ратник, государю не хуже прежнего. Ты же, Василий Андреич, объяви всей сотне о сем пожаловании.
– А Кряж? – вырвалось у Николки.
– Ватажник-то? Ему награда – прощение.
Отделив половину серебра, Николка отыскал Кряжа, Тот лишь покачал головой, усмехаясь в дремучую
