__________
Степан Никитович Угольщиков, председатель комиссии по судебно-психиатрической экспертизе, человек опытный и осторожный, позвонил следователю Рябинскому:
– Вы тут нам человека прислали, Немчинова, что нужно-то?
– Экспертиза нужна.
– Это ясно, а что нужно-то?
– Нужны результаты экспертизы.
Странный какой, подумал Угольщиков.
Спросил:
– А в чем обвиняется?
– Не обвиняется, а подозревается. Идет расследование.
– Нет, но что он сделал, убил кого-то или что?
– Вообще-то вы не имеете права задавать такие вопросы и вообще звонить мне. Ваша цель – определить степень вменяемости, правильно?
Совсем чудак, подумал Угольщиков.
– Вы новенький, наверно? – поинтересовался он.
– Это имеет значение?
– Да нет, я так.
Комиссия – это только так звучит. На самом деле весьма часто проводит обследование один человек, а остальные подписывают. Нехватка кадров, не так просто всех собрать, у каждого своя работа.
Угольщиков в присутствии милиционера, который привез Немчинова, сначала попросил его ответить на вопросы стандартного теста, потом показывал пятна Роршаха, ему довольно быстро стало ясно, что обследуемый – человек вполне здравый.
– Вы что сделали-то? – спросил он.
– На свадьбе напился, буянил, саблей махал.
– Саблей? Откуда взяли?
– Жениху подарили.
– Вы всегда такой буйный, когда выпьете?
– Нет. Просто… Вообще-то у меня бывает в последнее время – как затмение какое-то. Наверно, после того, как по голове настучали.
– Вас били по голове? Когда взяли в милицию?
– Нет, раньше. Я даже к знакомому врачу ходил, томографию делал магнитно-резонансную. Гематома небольшая, а так все в порядке.
– Следователю результаты томографии предоставили?
– Нет.
– Зря. Обязательно предоставьте и проследите, чтобы подшили в дело и пронумеровали. То есть на вас после этого как бы находит?
– Да.
– Типичный посттравматический синдром. Скажите своему адвокату, пусть на этот синдром все и валит. Состояние аффекта. То есть, будучи вменяемым, в определенных ситуациях вы свои действия не контролируете.
– Только не надо этого писать. Я не хочу, чтобы считали, будто мне кровь в голову ударила. Я все делал сознательно.
А человек-то, пожалуй, все-таки со странностями, подумал Угольщиков. Ему явно подсказывают, как избежать ответственности, а он говорит: сознательно.
За эту ниточку можно было бы ухватиться и обнаружить какой-то тайный невроз, но Угольщикову не хотелось возиться.
Он взял бланк и стал его заполнять. Обследуемый психическим заболеванием не страдает, душевнобольным не является, патологической склонности к фантазированию не обнаруживает – и т. п., а потому участвовать в проведении судебно-следственных действий может.
Походив по кабинетам, поставив подписи других членов комиссии и печать, Угольщиков вручил бумажку милиционеру и отправил его и Немчинова обратно в изолятор.
Через час он был отпущен Рябинским на основании подписки о невыезде, а Шуру еще до этого отпустили по распоряжению прокурора, которое Гера не мог, да и не хотел оспаривать. Он подумал, что, пожалуй, его опасения напрасны: Шура, чувствуя сильную защиту, не догадается скрыться.
Петр Чуксин, как и ожидалось, на допрос не явился.
Пришлось Гере, взяв служебную машину, самому наведаться к нему на стадион «Смена», где Петр занимался с подростками.
Он нашел его на футбольном поле, где ребята выполняли довольно экзотическое, на взгляд Геры, упражнение: их уложили на землю, потом накрыли большой сетью и они должны были выбраться. Вроде бы не так уж сложно, но ведь суть в том, кто быстрее. Все начинают лихорадочно барахтаться, запутывая при этом товарищей – сплошная куча мала. Петр наблюдал с секундомером в руках. Гера подошел, представился.
– Сейчас, – сказал Петр.
Это «сейчас» длилось не менее получаса. Мальчишки окончательно запутались, но вот один из них, юркий, невысокий, каким-то образом продрался не с краю, а в середине сети, выполз – но тут же раздались возмущенные крики:
– Он ножиком! У него нож!
Петр и его помощница, девушка легкоатлетического вида, выпутали остальных. Построили.
– Так нечестно! – продолжали вопить подростки.
– Тихо! – поднял руку Петр. – Я сказал – выпутаться, вылезти. Я что-нибудь еще сказал? Нет. Могли зубами грызть, зажигалкой прожечь, если у кого зажигалка есть, если кто курит – только выгоню за это сразу. А у пацана оказался нож, и он догадался, что сделать. Молодец. Есть вопросы? Теперь кросс четыре круга. Последний моет полы в раздевалке.
Подростки побежали по дорожкам вокруг стадиона, сопровождаемые длинноногой помощницей Петра, а тот наконец подошел к Гере, сел на скамью трибуны – здесь она была небольшая, как обычно на учебных стадионах, рядов шесть-восемь – и только с одной стороны.
– Слушаю, – сказал он. – Хотя и так все ясно, я ничего нового не скажу.
Гера раскрыл блокнот.
Петру это не понравилось.
– Под запись, что ли?
– Черновик. Потом перепишу в протокол. Согласитесь – подпишете. Не согласитесь – не подпишете. За что вы избили Илью Васильевича Немчинова?
– А что, он теперь на это все сливает? – удивился Петр.
– Вопросы я задаю, Петр Петрович. За что вы избили Немчинова?
– Я его вообще не трогал.
– Есть его показания, есть результаты медицинского обследования.
– Какие еще результаты?
– Томограмма. Внутреннее кровоизлияние.
– Да ладно вам. Может, он ночью с койки упал? Или оно у него с детства вообще?
– Не с койки упал, и не с детства. Он написал статью, которая не понравилась братьям Костяковым и вам. Вы его избивали в присутствии Максима Костякова.
– Правда, что ли? Вот зверь, – покачал головой Петр. – Какие жестокие люди бывают, я прямо удивляюсь.
– Это вы о себе?
– Почему? Ты про кого-то там рассказываешь, – вдруг перешел на «ты» Петр, – а я возмущаюсь.
Есть совершенно особое остроумие недалеких людей, Гера с этим уже сталкивался и его этим не
