уходит.
Леонард Петрович Шмитов, самоотверженный зампред общества ВОГ, торжествует: здание им оставили и дали твердую гарантию больше никогда не покушаться. Лично Максим Витальевич пообещал и сказал, что, если кто сунется, обратиться к нему. Славный он все-таки человек, дай бог ему здоровья.
Рада становится одной из самых популярных блогерш рунета, она постепенно разорвала связи с сообществом childfree – слишком все-таки маргинально, нашла свою тему: жизнь одинокой, но счастливой красавицы, коллекционерши мужчин в большом городе. Встречу и секс с каждым из них она описывает подробно, с деталями, заодно учит неопытных, как и что нужно делать. В реальности последний секс у нее был полгода назад, но это не играет никакой роли.
Гера Рябинский уволился по собственному желанию (то есть по предложению Лаврентьева), не дожидаясь суда. Но он не во всем разочаровался. Просто понял, что зря выбрал такую специальность и, главное, зря полез в государственную структуру. Он решил переучиться на адвоката. Там, рассуждал он, ты сам себе хозяин. Ну, и закон над тобой, конечно. Трудности будут, Гера реалист, но он о них знает и готов к ним. Мама, однако, недовольна еще больше и твердит, что надо было, как она советовала, учиться на зубного протезиста. Гера отговаривается тем, что ему с детства отвратителен вид зубов, включая собственные.
Отец Михаил служит и об оградке тужит.
Ада Николаевна лечит.
Продольнов продолжает собирать досье на изменников Родины.
Режиссер Саша Сокольков пытается пробить фильм о свадьбе с убийством. Продюсеры коммерческие говорят – артхаус, продюсеры артхаусные говорят – попса. Саша злится, а пока вынужден снимать очередной сериал.
В краеведческом музее появился рыцарь на коне.
63. ЦЗИ ЦЗИ. Уже конец
____ ____
__________
____ ____
__________
____ ____
__________
Суд состоялся перед Новым годом. Ввиду очевидности и простоты дела слушание длилось не больше пятнадцати минут. Дело Немчинова было закрыто на основании экспертизы, результаты которой свидетельствовали о состоянии шока в момент инцидента (Угольщикова попросили переписать заключение, и он пошел навстречу), Шуру освободили в зале суда из-за отсутствия состава преступления: он выполнял служебные обязанности, будучи работником частного охранного предприятия «Гарант», стрелял из пистолета, подаренного ему хозяином и оформленного по всем правилам. Само собой, оформление Шуры и пистолета было сделано задним числом, но это никого уже не волновало. Неожиданно выступил Немчинов, заявив, что, хотя тут наплели кучу вранья, но суть не в этом. Суть в том, каялся Илья, что, если бы не он, ничего бы не случилось, поэтому на самом деле он и есть единственный настоящий убийца. Это было принято к сведению, но даже не запротоколировано, а в публике послышались одобрительные шепотки. Немчинов разозлился:
– Считаете, я из благородства на себя валю? А вы подумайте, как следуйте, и поймете, кто в этой ситуации главный подлец! Без всяких шуток!
– За подлость не судят, – сказал молодой судья, человек с юмором.
– Ну и зря! – отозвался Немчинов и безнадежно сел на место с таким видом, будто его приговорили к пожизненному наказанию.
64. ВЭЙ ЦЗИ. Еще не конец!
__________
____ ____
__________
____ ____
__________
____ ____
Милая Ирина! Очень трудно в письме нащупать тот голос, каким ты говоришь в жизни.
Но мне легче – у меня в определенном смысле не было своего голоса, был придуманный. Каждый раз другой.
Я не знаю, с чего начать.
С правды, хотя я – лживый сын лживого времени. С детства я придумывал себя, я придумывал себе мысли и даже чувства.
И во всем сомневался.
Но еще Декарт сказал: «Я сомневаюсь, следовательно, существую». Все знают другую версию этого выражения: «думаю». Думать и дурак умеет. Если бы не осторожность сомневающихся, бойкое человечество давно бы кончилось.
Но я увлекся, тебя интересуют не теоретические рассуждения, а то, что случилось, потому что ты, может быть, до сих пор этого не понимаешь.
А случилась простая и сложная вещь: когда я увидел тебя вместе с Павлом, во мне поднялось все плохое и хорошее, что было. А проще говоря – зависть. Я просто заболел, но мне показалось, что это любовь. Все, что я тогда делал, то есть успехи на публичном поприще и т. п., на самом деле было для тебя. Я использовал любой момент, чтобы понравиться тебе.
Постепенно я убеждался, что приближаюсь к цели. Я видел, что тебе нравится Павел, но многое тебя в нем не устраивает. И выставлял напоказ как раз то, что было противоположно Павлу, чтобы это нравилось тебе. Я долго кружил вокруг и около, пока не убедился, что ты испытываешь ко мне симпатию. Потому что мне надо было бить наверняка. И, когда мне показалось, что наступил решающий момент, я признался тебе в любви. Я сам не ожидал такого быстрого отклика.
Любил ли я тебя тогда на самом деле? Мне казалось, что нет. Я купался в своей удаче, в том, что ты тоже меня любишь. Я вообще в тот период осмелел, действовал решительно на всех фронтах, писал статьи для всех газет, выступал на всех трибунах – такое было время.
Я помню тот вечер, когда ты сказала, что хочешь во всем признаться Павлу. Конечно, я сказал, что сам возьму это на себя. И взял, как ты помнишь, был тот разговор на балконе с мордобитием. Но теперь я могу признаться, что именно такой реакции и ждал от Павла. Я все предвидел. Я знал, что недостоин тебя, что очень скоро ты обнаружишь мои чувства фальшивыми и проклянешь меня. И я своим поступком сделал наши дальнейшие отношения невозможными, а тебе сказал, что не могу пойти против брата.
В итоге ты все-таки сделала выбор в его пользу. Конечно, это была ошибка, лучше бы, если бы был кто-то третий, Павел ведь не мог забыть твоей «измены». Но потом я понял: нет, не ошибка, его ты тоже любила, хоть и по-другому. Такое в жизни бывает. Тем более что Павла (как и Максима) любили все, они умели возбуждать к себе симпатию.
Мне же для возбуждения любви к себе, а я этого тоже хотел, приходилось прилагать неимоверные усилия. Я работал на контрасте – если Максим и Павел избрали стезю откровенных дельцов, то я взялся за роль спасителя народа, если можно так выразиться. Парадокс в том, что я действительно видел, что многое надо спасать и многое можно сделать. Я был, можно сказать, готов на подвиги. В это время развернулись политические баталии, я принимал активное участие, не поняв еще, что мы, кто сшибались лбами напрямую, были игрушками в тех руках, о которых мы даже не подозревали, что умные наблюдают за войной придурков, а сами в это время таскают из наших складов боеприпасы и продают враждующим армиям.
