всего лишь одно окно на фасаде здания. Кухня и комнаты прислуги, по-видимому, находились справа от входной двери, остальное помещение представляло собой большую открытую комнату, освещенную канделябрами и со вкусом обставленную хеппльуайтской[6] мебелью. Стены были увешаны картинами, преимущественно на египетские темы, доминирующее место во всей комнате занимал дубовый стол, за которым и восседал Андраде, когда мы прибыли. Он был завален картинками, циркулями, кронциркулями, разного рода линейками и другими не знакомыми мне принадлежностями. Видимо, Андраде главным образом работает стоя, все время обходя стол, который как бы является фокусом всей его деятельности.
Усадив нас, Андраде оперся обеими руками о стол и поглядел на нас с загадочной полуулыбкой.
– В Венецию, мистер Холмс, меня привела жажда уединения, и, должен признать, меня несколько смутило появление мистера Орлова. – Он метнул быстрый взгляд на нашего друга, который как раз закуривал тонкую мексиканскую сигару излюбленного им сорта. – Однако рекомендательные письма не позволили отказать ему в аудиенции, да и как было отказать, ведь в прошлом он оказал мне важную услугу! – Андраде перевел взгляд на кипу фотографий на столе, затем медленно опустился в большое кресло. – Он попросил, чтобы я встретился с вами, мистер Холмс и доктор Ватсон. Естественно, я уловил некую связь между посещением знаменитого детектива и моими египтологическими исследованиями.
– Такая связь действительно имеется, – подтвердил Холмс. – Мои – наши – исследования не имеют прямого отношения к египтологии. Однако все концы ведут в Египет, а вы единственный ученый, всерьез ведущий новые исследования после Шампольона.
Полные губы Андраде тронула легкая гримаса.
– Вся слава достается французу. Не то чтобы он этого не заслуживал, он и в самом деле был гением. К одиннадцати годам говорил по-латыни, по-гречески и по-еврейски. За два года овладел арабским, сирийским, халдейским и коптским языками. Однако заслугам нашего Томаса Янга[7] не отдается должного. А ведь это он установил, что в иероглифическом письме имена особ царской крови обводятся овальными рамками.
– Вы имеете в виду картуши, – уточнил сыщик.
Глаза египтолога просветлели и он посмотрел на Холмса с еще большим уважением.
– Совершенно верно, сэр. Я вижу, вы знакомы с предметом, но перейдем к делу. Вы хотите знать, в самом ли деле мне удалось расшифровать тайные письмена?
– Именно, – откликнулся Холмс. Андраде беспокойно заерзал в своем кресле.
– Конечно, вы отдаете себе отчет, что наша беседа носит сугубо конфиденциальный характер. Уже в этом году я прочитаю доклад для группы своих скептически, а во многих случаях и враждебно настроенных коллег, считая целесообразным представить открытия не в полном объеме. Затем я намереваюсь опубликовать работу, которая, вероятно, встретит такой же прием, как Шампольоново «Письмо месье Дасье по поводу алфавита фонетических иероглифов». – На какой-то миг он надул губы, затем, как бы смиряясь с неизбежным, вздохнул. – Разумеется, эта работа не произведет такой сенсации, как открытие Шампольона, ибо первенство, конечно, принадлежит ему. И все же я впервые могу ответить на ваш вопрос.
При одной только мысли о своих исследованиях ощутив, видимо, прилив энергии, Андраде вскочил с кресла, быстро подошел к столу, а затем, повернувшись, взгромоздился на него.
Скрести Хоуард под собой ноги, он явил бы нашему взору сидящего Будду. Опершись на руки, Андраде откинулся назад, и дубовая столешница протестующе заскрипела, но стол был достаточно прочен, чтобы выдержать такую тяжесть. Глаза Андраде подернулись поволокой, он как будто снова переживал всю сладость долгих лет работы.
– Впервые интерес ученых, включая и меня, возбудил храм Абу Симбел. Он находится в ста милях южнее Карнака и является величайшим монолитным сооружением в мире. Храм вырублен в прочном утесе из песчаника. Перед его фасадом стоят огромные статуи Рамзеса Второго. В святилище храма находится еще одна статуя, а под ней надписи, которые до сих пор не поддавались переводу. Томас Янг предположил, что это еще одна, иная форма иероглифического письма, и предположение это, которое, впрочем, я целиком и полностью разделяю, было подтверждено найденными золотыми таблицами. Подобных таблиц очень мало. Вероятно, их давно уже переплавили побывавшие в гробницах грабители. Однако с наступлением современной эпохи и они уразумели, что за эти таблицы можно выручить гораздо большие деньги, если продать их музею или богатому коллекционеру. Три такие таблицы находятся в Египетском музее, я видел их копии. Самих оригиналов, к сожалению, увидеть так и не довелось. Сначала мне пришлось работать исключительно с надписями в Абу Симбеле. Развив некоторые идеи Томаса Янга, я сумел расшифровать тайные письмена. Но я отчаянно нуждался в подтверждении своих открытий. Специалистам хорошо известно, что незадолго до своей смерти в начале этого столетия Джованни Бальцони, итальянскому археологу и искателю приключений, удалось раздобыть еще две золотые таблички. Он вывез их из Египта – тогда с этим не было никаких трудностей, – но затем они куда-то исчезли и обнаружились только через пятьдесят лет: их купил замечательный немецкий коллекционер Маннхайм. Оказалось, что это единственные золотые таблички за пределами Египта. Маннхайм поднял много шума по поводу своего приобретения, с тем, однако, результатом, что таблички у него украли…
– Но какое отношение эти древние таблички имеют к вашему открытию? – спросил я, не в силах долее сдерживать свое любопытство. На мое счастье, Андраде, казалось, обрадовался этому вопросу.
– Мне нужны были твердые доказательства, доктор Ватсон. Я перевел Рамзесовы надписи вместе с копиями всех табличек, какие только можно было достать, но для дальнейшей работы материала не хватало.
Он махнул ручищей в сторону Вейкфилда Орлова.
– Тогда-то мне и пришел на помощь этот джентльмен.
Холмс взглянул на тайного агента с явным удивлением.
– Неужели за такое короткое время вы смогли разыскать украденные таблицы Маннхайма?
Орлов отложил сигару в сторону, но Андраде не выпустил нить разговора.
– Он сделал для меня нечто столь же ценное, мистер Холмс, – раздобыл фотографии.
Андраде соскользнул со стола и расстелил на его поверхности огромные фотографии.
– Вот, джентльмены, фотографии табличек Маннхайма, которые я перевел как окончательное доказательство того, что тайна египетских письмен разгадана.
