приложим все усилия, чтобы выяснить, чьи инициалы указаны в тех списках.
– Вы действительно думаете, что все это может иметь какое-то отношение к убийству Геба? – спросил я.
– А вы разве нет? – парировал он. – Ведь у нас больше никаких зацепок. Как знать, возможно, мистер Ковак шантажировал одного из своих «клиентов», угрожал, что сообщит властям США об их незаконных азартных играх. Вот они его и убили.
– А вы, я не устаю повторять, весьма подозрительны, господин старший инспектор.
– Подозрение – это на данный момент все, чем мы располагаем, – вполне серьезно заметил он. – Для раскрытия дела этого маловато.
Тут вдруг громко постучали во входную дверь.
– Должно быть, мой сержант, – сказал старший инспектор. – Приехал отвезти меня и мисс Ковак в Ливерпуль.
Мы с Клаудией смотрели, как они отъехали.
– Бедная девочка, – сказала Клаудия и взяла меня за руку. – Все члены семьи отправились в мир иной. Осталась одна-одинешенька.
«По крайней мере, она хоть здорова, – подумал я. – Как это похоже на мою прекрасную Клаудию – думать о других, забывая о своих куда более серьезных проблемах».
– Хочешь, поедем куда-нибудь пообедаем? – спросил я.
– О, с удовольствием.
– Снова в «Луиджи»?
– Не слишком ново, но почему бы нет? Мне там нравится.
И вот мы отправились на машине домой, я оставил ее там, а затем уже пешком прошли по улице и свернули за угол, туда, где находился наш любимый итальянский ресторанчик. Сегодня гостей встречал сам хозяин заведения, Луиджи Пучинелли.
– О, сеньор Фокстон и его прелестная синьорина Клаудия! Buongiorno[9] , добро пожаловать! – приветствовал он нас в свойственной ему экспансивной манере. – Столик на двоих? Прекрасно. Следуйте за мной.
И он повел нас к нашему любимому столику у окна.
– Что-то не часто мы видим вас на ленче в нашем заведении, – заметил Луиджи с сильным итальянским акцентом, добавляя «э» к каждому слову, которое заканчивалось на согласную.
– Нет, – кивнул я. – Только по особым случаям.
– Eccellente[10], – с улыбкой сказал он и подал нам меню.
– Grazie, – ответил я, поддерживая эту игру.
В жилах Луиджи текло не больше итальянской крови, чем в моих. Как-то вечером за ужином я разговорился с его матерью, и она со смехом сообщила мне, что Луиджи Пучинелли родился на Тотенхэм- Хай-роуд, буквально в пяти милях отсюда, и был зарегистрирован там как Джим Меткаф.
В любом случае я желал ему только удачи. Еда и обслуживание в его ресторане были выше всяких похвал, заведение процветало, и неважно, что он не был настоящим итальянцем.
Для начала Клаудия заказала для нас обоих antipasto[11], за чем должен был последовать saltimbocca alla pollo[12], я же решил съесть еще и ризотто с грибами.
Первое блюдо мы ели в полном молчании.
– Поговори со мной, – попросила Клаудия. – Это же не последняя трапеза приговоренного к смертной казни.
Я улыбнулся.
– Конечно, нет.
Но оба мы сильно нервничали.
Что принесет нам завтрашний день?..
Я заказал такси на семь вечера, машина приехала, и мы отправились в больницу.
– Не понимаю, какая надобность ехать в больницу за ночь до операции? – спросил я Клаудию, пока мы пробирались через запруженную автомобилями Финчли-роуд.
– Хотят понаблюдать за мной до операции, чтоб сравнить затем результаты анализов до и после.
– А на сколько она назначена? – спросил я.
– Хирург сказал, что займется мной сразу же после утреннего обхода.
«Стало быть, это может состояться в любое время», – подумал я.
По своему опыту – набрался его достаточно еще в бытность мою жокеем – я знал: врачи и хирурги соблюдали расписание не лучше водителей лондонских автобусов в час пик.
– Что ж, по крайней мере, не придется ждать весь день, – с улыбкой заметил я.
Клаудия одарила меня взглядом, говорящим, что она готова ждать хоть целый год.
– Лучше уж пройти через все это, а там будем знать, с чем придется иметь дело.
– Понимаю, – кивнула она. – Но все равно страшно.
Мне тоже было страшно. Просто я старался этого не показывать.
– Все будет хорошо, – как можно убедительнее произнес я. – Ты же сама говорила, что рак обнаружен на ранней стадии, и я посмотрел данные в Интернете. Ты обязательно поправишься. Вот увидишь.
– О, Ник, – пробормотала она и крепко сжала мою руку. В глазах ее стояли слезы.
Я притянул ее к себе, и какое-то время мы сидели в полном молчании, пока машина проезжала через Риджент-парк, а затем свернула на Юстон-роуд.
Клаудию провели в приемный покой, сотрудники которого с удручающей торопливостью проделали все положенные при поступлении пациента процедуры. Они не то что были к нам холодны или невнимательны, но несколько раз заставили нас почувствовать себя неловко и даже глупо.
Меня попросили подождать в коридоре, пока медсестры и прочий персонал производили свои действия. Изо рта и носа Клаудии были взяты соскобы, затем то же самое проделали и с более интимными частями тела. Взяли кровь и мочу на анализ.
Примерно через пару часов они наконец объявили, что она готова для утренней операции, и оставили нас в покое. Я вошел в палату, выключил верхний свет, оставил лишь лапочку для чтения в изголовье кровати. И в помещении сразу стало уютнее.
Затем придвинул к постели стул, сел, взял ее за руку.
– Поезжай домой, – сказала Клаудия. – Со мной все будет в порядке.
– Меня можно вывести отсюда только силой, – ответил я. – Никуда не уйду.
Клаудия откинула голову на подушку и улыбнулась.
– Ладно, – сказала она.
До сих пор не верилось, что я столь превратно истолковал происходящее с ней. Вел себя как полный дурак. А могу оказаться в еще более печальном положении. При одной только мысли о том, что с ней может случиться худшее, меня прошибал холодный пот.
– Ты должна поспать, милая, – сказал я Клаудии. – Завтра тебе понадобятся все твои силы.
– Эта чертова постель такая жесткая. Спина просто разламывается от боли.
Еще несколько минут я возился с панелью управления кроватью, приподнимая то изголовье, то изножье, чтобы ей было удобнее. Не получилось.
– Неужели нельзя было сделать эти чертовы кровати такими, чтоб на них можно было лежать? – пожаловалась Клаудия. – Первое, о чем им следовало бы подумать.
Я понимал, что происходит. Ее раздражала каждая мелочь. Верный признак того, что она сильно нервничает. И мне оставалось лишь нежно улыбаться и соглашаться с ней во всем.
– Да, дорогая, – сказал я. – А теперь закрой глазки и попробуй уснуть.
– Ага, уснешь тут на этом долбаном ложе, – пробормотала она и повернулась ко мне спиной.
Но вот наконец воркотня стихла, и вскоре по тихому посапыванию я понял, что она спит. Я пересел в кресло и закрыл глаза.
В палату заглянула медсестра, включила верхний свет.
– Время справить естественные нужды, – громко объявила она.
И так продолжалось всю ночь – с интервалами часа в два приходили то мерить температуру, то
