Войдя в дом Татьяны (он всегда показывался ей перед тем, как уйти в сарай), Георгий наткнулся в темноте на сумку и услышал тут же сердитый голос:
– Тише ты, люди спят!
– Это что?
– Вещи твои. Бери – и проваливай к ней обратно. Только не подумай чего-нибудь, плевать мне на нее и на тебя. А просто если уж человек в одном месте живет, то в одном. А если он начинает бегать туда-сюда… Не люблю.
– Таня…
Георгий подошел и сел возле постели Татьяны на пол. Взял ее за руку.
Она вырвала ее.
– Не цапай! Тебе одной мало? Гигант тоже!
После этого она застыла.
Ждала.
Слов или поступка. Показалось: наклонился. Сейчас поцелует.
Она закрыла глаза.
Но он наклонился потому, что вставал.
– К ней я не пойду, конечно…
– Тогда куда хочешь! Я в сарае разорила все, спать негде, а тут тем более нельзя. Всё, разговор окончен!
Георгий молча ушел.
Таня всю бессонную ночь проревела. Кляла себя.
Утром вышла, заглянула в сарай. Георгия, конечно, нет.
Принесла воды из колодца.
Решила истопить баню. Смыть с себя ночные слезы, все с себя смыть, а хорошо бы – содрать мочалкой эту глупую бабскую кожу, которая так иногда горит и тоскует, будто ее нахлестали крапивой (той, что жгла ее вчера вечером).
Пока топилась баня, Татьяна заглянула в теплицу.
Георгий спал там на ящиках, подстелив ветошь.
– На работу не проспишь? – толкнула его в плечо Татьяна.
– А сколько уже?
Как-то утром работники пришли и ахнули: все было испорчено и поломано. Камни раскиданы, плитка разбита, саженцы повалены, ямы засыпаны, а в пруд не поленились натащить груду бытового мусора. Ледозарова второй день была в Москве по делам, не ночевала, поэтому никто ничего не видел.
Георгий позвонил ей, она приехала через два часа.
Ходила, смотрела, хмурилась.
– Или кто-то что-то имеет против меня, – сказала она, – или против тебя, Георгий. Против меня вряд ли – да и не так стали бы действовать. А против тебя – кто?
– Не знаю.
– А я, похоже, знаю!
И Ледозарова уехала.
Она направилась в городской отдел милиции, зашла в кабинет начальника Мартынова и через минуту вышла с ним, что-то ему на ходу объясняя. Повезла его в контору Бориса Удочеренко, владельца всего чиховского бизнеса по ремонту квартир и благоустройству придомовых территорий.
– Это ты на конкурента наехал? – спросил его Мартынов.
– Очень надо! – натурально обиделся Удочеренко. – Мелочь по моим масштабам!
– А кто?
– Понятия не имею!
Отвечая, Удочеренко переводил удивленный взгляд с Ренаты на Мартынова. Он явно чего-то не понимал в ситуации.
И Мартынов, человек опытный, это увидел.
– Мне кажется, ты что-то темнишь?
Удочеренко кашлянул:
– Нам бы отдельно поговорить, Виктор Павлович.
– Говори при ней!
– Не стесняетесь? Тогда, значит, ошибка вышла.
– Какая еще ошибка?
– Лейтенант тут меня навещал. Харченко. Сказал, что деятельность этого самого Георгия незаконная, вредная, но формально он прицепиться не может. И что будто бы вы тоже заинтересованы, чтобы эту деятельность прекратить.
– Я?
– Да. Ну, не прямо сказал, а… Вы это умеете…
– Кто – мы?
– Он. Умеет. Сказал, что надеется на содействие правоохранительным органам со стороны гражданских структур. Я подумал, что понял его правильно.
– Ты его понял неправильно! – отрезал Мартынов. – Я об этом первый раз слышу вообще!
– Тогда… Тогда извините, – сказал Удочеренко Ренате.
– А что мне ваши извинения? Там порушено все.
Мартынов приговорил:
– Посылаешь туда людей и восстанавливаешь, как было! В течение срока двух дней! Понял?
– Два дня – это…
– Что? Много?
– Да нет, хватит…
После этого вернулись в отдел. Мартынов попросил Ренату подождать во дворе (соблюдал все-таки приватность внутренней милицейской жизни, думал о чести мундира), а через две-три минуты во дворе появился красный Харченко и сказал:
– Не могла прямо ко мне прийти? Свои же люди!
– Да? А ты своих людей обгаживаешь – это как?
– Может, я тебя к нему ревную? – попытался отшутиться Харченко.
Тут на крыльцо отдела вышел Мартынов.
Харченко вытянулся и четко произнес:
– Гражданка Ледозарова, приношу вам свои извинения за необдуманные действия!
Мартынов удовлетворенно кивнул.
Рената уехала, а Мартынов, желая объяснить, что вынудил подчиненного унизиться для его же пользы, произнес небольшую задушевную речь:
– В жизни, Виталя, как в природе, естественный отбор. И если с зайцами или, допустим, косулями, все ясно – кто больной, слабый, того и съедят, то как, допустим, с волками, если их есть некому? С ними, Виталя, так: погибает тот, кто полез на добычу не по зубам. К лошади, допустим, подскочил, а она его копытом, или к быку, а он его рогом. Рассчитывать силы надо, Виталя, дружески тебе говорю! С этой Ренатой сам Тудыткин на Дне города под ручку прохаживался, ты соображай!
В обещанный срок работники, присланные Удочеренко, под руководством Георгия все исправили и восстановили.
– Ты могущественная женщина, я смотрю, – сказал Георгий Ренате.
– А то! Коктейль вечером выпьем – за здоровье могущественной женщины?
– Работы много.
Рената обиделась, но не подала вида. И вдруг предложила:
