– Если добром считается, когда орут и денег не платят… – проворчал Абдрыков.
– Чего?!
– Да ничего…
Для Татьяны настала счастливая жизнь. Она бросила работу в магазине и расширила парниковые площади. Георгий купил по ее документам (то есть для нее, в ее собственность) не новую, но крепкую «ниву», идеальную машину по нашим дорогам, причем не ту, которая «нива-шевроле», гибрид-паркетник, а ту, единственную из отечественных, что полюбил весь русский народ (поэтому, возможно, и отняли ее у народа: отнять любимое – самая интересная игра власти в любой исторический период). Купили также и прицеп. Каждое утро Георгий грузил на прицеп зелень и овощи, Татьяна везла все это в Москву, сдавала, получала достойные деньги.
Между прочим, смерть кабана Тишки она отменила, вернее, отложила на неопределенное время – он стал чем-то вроде талисмана.
А Георгий разобрал и заново построил сарай, чтобы там мог поместиться Карий, и целыми днями возился с ним: чистил, холил, скакал на нем по окрестностям, купал в реке. Подумывал завести еще одну лошадь и вообще заняться частным коннозаводством. Купил и читал книги по этому делу.
А о том, кто он был и откуда здесь взялся, словно и не вспоминал.
Только иногда видела Татьяна, как останавливаются его глаза и смотрят в неизвестное пространство. И сердце ее сжималось предчувствием тоски, как писали в старинных романах, но я не вижу причины, чтобы и мне не написать то же самое в романе современном, сегодняшнем, ибо и сейчас сердца именно сжимаются именно предчувствием именно тоски…
И именно тогда, когда все хорошо.
Лидия, работая у очередной клиентки и разговаривая с нею, краем уха слушала включенный телевизор, где была передача «Жди меня».
И вдруг:
«Татьяна Викторовна Лаврина из города Чихова прислала фотографию человека, который потерял память. Кроме этой фотографии данных нет, предположительно имя человека Георгий. Покажите, пожалуйста, фото. Может быть, кто-то узнает, напишет нам или позвонит».
Лидия сперва застыла с ножницами, а потом бросилась к телевизору. Увидела фотографию Георгия, которую сделала Татьяна. На ней он был еще с бородой – таким пришел, а потом, это мы забыли упомянуть, сбрил ее и вообще ежедневно брился; видимо, к этому привык в предыдущих своих жизнях.
– Надо же… Все-таки показали! – ахнула Лидия.
– А я уже и забыла про письмо! – призналась Татьяна, когда Лидия прибежала к ней с этим известием.
– Дошла очередь, значит. Теперь жди да жди.
– Прямо уж. Может, никто и не узнает… Он там заросший весь…
Когда через два дня Татьяна увидела в калитке высокую, красивую девушку в легкой модной одежде и с нею мужчину лет тридцати, тоже высокого и с такими же, как у девушки, ярко-синими глазами, она сразу поняла – за Георгием.
– Здравствуйте! – энергично сказал мужчина, крепко сжимая руку девушки и этим призывая ее к спокойствию. – Вы – Татьяна Викторовна Лаврина?
– Я, – сказала Татьяна без голоса. И, кашлянув, повторила: – Я, а что?
– А где Виктор?
– Какой Виктор?
– Она еще спрашивает! – возмутилась девушка. – Делает вид, что ничего не понимает! Будто она ни при чем!
– Ксюша! – урезонил ее мужчина. – Я же тебе сказал: если бы она была при чем, она бы на телевидение не писала!
Ксюшу этот довод слегка утихомирил, но она продолжала враждебно и недоверчиво осматриваться, будто подозревала, что Виктора (то есть Георгия) где-то прячут.
А Виктор, то есть Георгий, в это время скакал в окрестностях Чихова на своем Карем.
Но мог вернуться с минуты на минуту.
– Так где Виктор? – спросил мужчина. – Это вот его жена Ксения Шумакина, а я ее брат Сергей, то есть шурин Виктора. Понимаете? Мы увидели фотографию, узнали Виктора, позвонили на телевидение, нам сказали ваш адрес. И вот мы здесь, как видите.
– Он уехал, – сказала Татьяна.
– Куда?
– Он… Даже и не знаю. В Москву, что ли… Вы зайдите вечером.
– Спасибо! – сказала Ксюша. – Мы тут подождем!
Но ждать не пришлось: в конце Садовой появился всадник на коне. Он спешился у дома Татьяны, весело бросил ей:
– Привет! – и стал открывать ворота, чтобы провести коня.
Для Ксюши и Сергея это зрелище было таким странным, что они молча смотрели, застыв на месте.
Георгий-Виктор, проводя мимо них коня, улыбнулся им и вопросительно посмотрел на Татьяну: что, дескать, за гости? (Про объявление в телевизоре Татьяна ему ничего не сказала, поэтому он никого не ждал, не был готов.)
– Это вот… За тобой… – сказала Татьяна.
И тут Ксюша заплакала. Подошла к Георгию (то бишь Виктору), обняла его.
– Витя! Как я измучилась!
– Да, брат, поволновались мы! – подтвердил Сергей, крепясь, но в заблестевших его глазах наливалась скупая мужская слеза. Впрочем, так и не пролившись, высохла: видно, человек был стойкий, выдержанный.
Георгий-Виктор в одной руке держал поводья, а другая была опущена. Он смотрел поверх головы склонившейся ему на грудь Ксюши.
Ксюша наконец почувствовала чуждость его тела, оторвалась, заглянула снизу, спросила:
– Неужели ты меня забыл? Витя?
– А давайте пообедаем! – предложила Татьяна. – Вы же с дороги!
Обедали – и Сергей рассказывал Виктору (теперь уж точно Виктору), как обстоят дела. Ксюша тоже порывалась что-то сказать, но не могла, тут же начинала всхлипывать.
Татьяна подавала и помалкивала. Она была в том, в чем возилась в саду: старые мешковатые джинсы, кофта до колен, на голове платок. Понимала, что выглядит замарашкой, но иначе выглядеть и не хотела. И добилась своего: ни Ксюша, ни Сергей не восприняли ее как женщину, говорили при ней свободно, как говорят при официантке в ресторане.
– Ты, значит, Виктор Жанович Шумакин, – рассказывал Сергей.
– Жанович?
– Да. Отчество такое. А Ксюха – твоя жена вот уже третий год.
– Я не первый раз женат? – уточнил Виктор, глянув на Ксюшу, который было лет двадцать пять (и глянул, отметила Татьяна, с естественным мужским интересом – да и как без интереса смотреть на такую эффектную женщину?).
– Третий вообще-то, – сказал Сергей, хмыкнув, видя в этом некую веселость.
– Дети есть?
– Детей, извини, нет, – признался Сергей, будто был в этом каким-то образом виноват. – По причине твоей инфекционной болезни, перенесенной в юности.
