случайно обняться, потом не нарочно присесть, потом будто бы для удобства прилечь… А дальше как бы само собой…
Теперь поздно – Георгий упустил момент. Теперь ее в сарай не заманишь.
– Ладно, – сказал Георгий. – Ты только, если не трудно, выдай мне чистую простынку и прочее. После бани – сама понимаешь.
– Я и так собиралась, – сказала Татьяна.
Пошла в свою спаленку за постельным бельем.
Вышла – Георгия нет.
Она что, прислуга ему? Сам бы взял и отнес.
Хотела крикнуть, но вспомнила, что дети уже спят.
Понесла белье в сарай.
Но и там Георгия нет.
Стала стелить.
Услышала негромкий голос: Георгий что-то говорил коню.
Потом стало тихо.
Так тихо, как не бывает.
Татьяна поняла, что это не вокруг нее такая тишина, а у нее просто заложило уши – то ли от страха, то ли от ожидания.
Георгий обнял сзади за плечи, задышал в шею:
– Таня…
Она рванулась. Думала – чтобы высвободиться. На самом деле – чтобы повернуться и обнять Георгия так крепко, что тот даже тихо охнул. И засмеялся.
– Вспомнил! – говорил он под утро. – Всю я тебя вспомнил!
– Не ври, – шептала Татьяна. – Не ври, ты не можешь ничего помнить.
– Почему это?
– Потому что не было у нас ничего!
– Врешь! – в свою очередь не верил Георгий.
Так они и говорили – веря, не веря, какая разница? Дело-то не в этом.
У нас так повелось, что отсутствие начальника есть повод для праздника.
К тому же Абдрыков вспомнил, что остался жив, Кумилкин спохватился, не стал ли он, честный почти вор почти в законе, полным мужиком, достойным лишь презрения за свой мужицкий низкооплачиваемый труд, а Одутловатов всегда был готов соответствовать настроению той компании, в которой находился.
Пили по месту работы.
И она же, работа, была предметом обсуждения.
– Я бы не так сделал, – говорил Абдрыков. – Места сколько пропадает, земли! Я бы сад тут посадил – яблони, вишни, груши!
– У нее детей нет, зачем ей сад? – не согласился Одутловатов. – Себе она фрукты и на базаре купит, деньги есть. Сад для детей нужен. Чтобы яблочко с дерева сорвать, вишенку. Приучаться к природе.
– Она сюда и не выходит, ей некогда. Лучше бы тут карусель поставить, всякие аттракционы, – выдвинул деловое предложение Кумилкин. – И деньги зарабатывать. Вот, кстати, – сказал он дяде. – Зачем нам с гостиницей возиться? Снести все к чертовой матери, благоустроить – и сделать маленький детский парк! А?
Идея понравилась, стали ее обсуждать.
Через час распределили роли: Кумилкин составит бизнес-план, займется подготовкой и планировкой территории, Абдрыков пойдет в местные мастерские и там собственноручно сварит необходимые металлические конструкции, а Одутловатова пошлют по городу агитировать детей, чтобы не носились по улицам перед машинами, а шли бы в культурный парк культурно отдыхать.
Появившиеся Георгий и Татьяна разрушили их мечтания. Татьяна заранее сказала Георгию, кто есть кто, чтобы не возникало лишних вопросов.
Георгий оглядел территорию, развернул проектные листы, которые взял из дома.
– Наворочали черт знает что… – сказал он, имея в виду и проект, и его реализацию, но бригада приняла его замечание только на свой счет.
– Как сказали, так и наворочали! – отрезал Кумилкин.
– И ты не очень-то тут вообще! – поддержал Абдрыков. – В моем доме живешь, забыл?
Одутловатов промолчал, он единственный чувствовал себя виноватым. Мужики, да, выпивают, но они тут и работают, а он тут не работает, следовательно, и выпивать не имеет права.
Рената увидела Георгия из окна. Она в эти дни, отложив все дела, сидела дома – караулила.
Бросилась к зеркалу, осмотрела себя.
Вышла из дома, дав себе слово не кричать, не повышать голоса.
И, подойдя к Георгию (кивнув при этом Татьяне – сухо и коротко, но вежливо), сказала:
– Что там у вас с памятью – ваша проблема. Но рабочие пьют, дело стоит, договорные обязательства не выполняются. Штрафными санкциями пахнет.
– Можно договор посмотреть?
– Конечно!
Рената мигом принесла договор. Прежний Георгий, составляя его, подписал не глядя, суммы были обозначены символические, а неустойка за невыполнение – значительная. Рената рассчитывала, что Георгий сейчас напугается, тут же возьмется за работу, а Татьяна не будет же тут стоять надсматривать – уйдет. И рано или поздно Георгий опять заглянет к ней вечерком, выпьют коктейля… И все повторится, но на этот раз она так просто его не отпустит. На три замка запрет, свяжет, а не отпустит. Впрочем, замков не понадобится: кто с нею хоть раз был, тот ее не забудет!
И не смущало Ренату то, что хватало в ее жизни примеров, когда бывшие с нею мужчины забывали ее и после раза, и после двух, и после пяти. Но она считала это казусами, случайностями и, главное, ей самой не очень хотелось этих мужчин оставлять у себя. И что сам Георгий ее забыл, тоже не смущало. Нас не только чужой опыт ничему не учит, но и собственный – до тех пор, пока не повторится многократно с одним и тем же результатом.
Георгий, просмотрев договор, сказал:
– Извините. Перечень работ обозначен очень условно. Легко доказать, что они уже выполнены. Штраф или неустойка не могут превышать сумму договора. Договор имеет печать не государственной регистрационной палаты или иного органа, а вашу личную, как индивидуального предпринимателя, меж тем вы заказчик в виде физического лица. Поэтому фактически я имею право прекратить работы в любую минуту и потребовать расчет. Хотя сумма явно занижена. Причем составлен договор как посреднический от общества инвалидов, мы тут вообще ни при чем.
Абдрыков, Кумилкин и Одутловатов слушали эту речь с приоткрытыми ртами. Ничего в ней не поняли, кроме того, что она разбивает претензии Ренаты в пух и прах. И сказали почти хором:
– Вот именно!
Рената тоже была ошарашена. Опомнившись, она заявила:
– Ни копейки не получите!
И в доказательство своих слов разорвала договор на мелкие клочки. Она ведь и сама знала, что это филькина грамота, которую можно было выдать за достоверную лишь в милиции (показав мельком), потому что на милицию любая бумага с печатью производит впечатление подлинного документа.
– И не надо нам твоих денег, свои есть! – гордо сказала Татьяна. – Правда, Георгий?
Ох, как бы ответила ей Рената в другое время, в другом месте и в другом душевном настрое! Но сейчас даже не осмыслила ее слов. Глядела на Георгия. И спросила жалобно, не стесняясь окружающих:
– Гоша… Неужели совсем ничего не помнишь?
– Извините, – сказал Георгий не слишком соболезнующим тоном. – Нет.
– Тогда идите все отсюда! – закричала Рената. – Проваливайте! Ничего мне не нужно от вас! Марш, добром прошу!
