– Жду. Привет, Миша.
– Здравствуй...
– Ты не сердись, если что... Я ни при чем, жена... Но ты тоже хорош, по рылу сразу...
– Ладно, – сказал Куропатов и отвернулся.
Посидели, посмотрели в телевизор, в котором пока ничего не было, не считая рекламы.
– Нет, – сказал Суриков. – Этим самым последним героям, которые на острове, им там легче было.
– Чего же хорошего? – возразил Мурзин. – Даже телевизора не давали!
– Так это и хорошо! Зато соблазна нет. Телевизора нет, магазинов нет, ничего нет. Легко бросить курить, если табаку достать негде. Насчет выпивки то же самое. И даже насчет женщин. А тут идешь мимо магазина, знаешь, что три шага сделать – и... Тяжело.
– Зато сколько времени для общения!
– Общаться без этого дела, – щелкнул себя по горлу Куропатов, – тоже непросто.
– Легко! – воскликнул Мурзин.
Суриков осмотрел его, такого с недавних пор правильного, и начал понемногу заводиться.
– Легко, говоришь? Ну, давай попробуем. Общайся. Только выключи телевизор, пока футбо– ла нет.
– Да пожалуйста! – Мурзин выключил телевизор. – Полно ведь интересных тем! Недавно, я слышал, опять тарелка летающая над Москвой висела.
– Может быть, – сказал Суриков.
И на этом тема летающих тарелок оказалась исчерпанной.
– Земля опять потеплела в этом году на градус, – предложил Мурзин новую интересную тему. – Скоро Южный полюс таять начнет.
– Возможно, – сказал Куропатов.
И с этой темой не заладилось.
Мурзин попробовал затронуть что-то более близкое, чем летающие тарелки и потепление Земли.
– Шура рассказывала: новый напиток в магазин завезли. Крепость, как у водки, а дешевый, как портвейн, и даже меньше. Жидкость для ванн называется, но это для отвода глаз, на чистом спирту сделано.
– Иди ты?! – воскликнул Куропатов, невольно заинтересовавшись. – Ты сам пробовал?
Но тут он осекся, увидев окаменевшее лицо Сурикова, и добавил:
– Хотя лично мне всё равно!
– Мне тоже, – жестко сказал Суриков. – Пошли отсюда!
И они ушли от обескураженного Мурзина.
Они ушли от Мурзина.
Куропатов сказал:
– Мы же подпоить его хотели.
– Не получится. Он, я вижу, уперся теперь, хочет выигрыш получить. Лежит, как хан Батый. Я лучше дело придумал. Сейчас футбол начнется, так? Представь: в середине первого тайма гаснет свет. Кто виноват? Мурзин, само собой! Его после этого все мужики возненавидят, в том числе и Шаровы. И не получит он премии ни в каком случае!
– А почему свет-то погаснет?
– Догадайся! Причем обрубим сразу в нескольких местах, чтобы он не сразу починил. Понял?
– Понял, – вздохнул Куропатов. – Нехорошо, конечно, но он сам виноват. Постой, а мы?
– Чего?
– Но мы-то, получится, тоже футбол не посмотрим?
Суриков только язвительно усмехнулся. Куропатов кивнул: да уж, не до жиру...
И опустился вечер.
Беззвездный и безлунный, да еще небо затянуло тучами, то есть именно такое состояние темноты, о котором говорят: хоть глаз коли; без фонаря или другого источника света и шагу сделать нельзя.
А Нестеров у себя дома продолжал работу над собой. С момента странного обморока во время сеанса он боялся, что его сила навсегда ушла. Он не считал себя непревзойденным гением, но всё- таки был уверен в некоторых своих необычных способностях. И вот они куда-то исчезли. Поэтому он и занимался целыми днями не только приведением себя в хорошую физическую форму, но и психологическими упражнениями, в том числе вполне традиционными, но от этого не ставшими бесполезными – напротив, Нестеров верил в действенность старых проверенных методик.
Он стоял перед зеркалом, смотрел на себя и твердил:
– Теплые тяжелые руки. Правая поднимается. Очень теплая, очень тяжелая. Очень теплая. Горячая! Огненно-горячая рука! – приложил руку ко лбу и улыбнулся: получилось. Получилось чуть ли не впервые со времени неудачного сеанса.
И он быстро вышел из дома, словно торопясь на ком-нибудь проверить свою силу.
И мы даже знаем на ком.
Но та, кого мы имеем в виду, была не одна: у нее сидела Наташа и учила английский язык, читая вслух по слогам. Оторвавшись, сказала:
– Я поняла, чтобы было отличное английское произношение, надо чего-нибудь в рот напихать.
И тут же воспользовалась собственным советом: откусила большой кусок яблока. Произношение действительно стало больше походить если не на именно английское, то на иностранное. Вдруг она сказала по-русски:
– Опа! Твой идет.
– Никакой он не мой.
– А откуда ты знаешь, про кого я?
– Отойди от окна, пожалуйста! – Нина отогнала Наташу от окна, Наташа со смехом упала на кровать в угол комнаты, а Нина хотела закрыть окно.
Но Нестеров уже был рядом.
– Добрый вечер! – бодро воскликнул он. – Пойдем погуляем?
– Нет, извините.
– Мы на ты, – напомнил Нестеров.
– Ну и что?
– Да ничего, – Нестеров удивлялся вызову в ее голосе. – Странная ты. Я тебя не в ресторан или... я не знаю... не куда-то там еще зову.
– А мог бы! – очень тихо сказала Наташа и прижала подушку к лицу.
– Просто – погулять, – продолжил Нестеров. – Почему нет? Какие-то особенные деревенские принципы? Соседи, да? Могут что-нибудь подумать?
– Мне всё равно, что они подумают.
– Тогда почему не прогуляться? Покажешь мне окрестности.
Нина, видя боковым зрением умирающую от смеха Наташу, сказала:
– Прогуляемся, если хотите. Не сейчас. Завтра.
– Очень занята?
– Ну, просто... Я не одна.
– А... Ну, извини.
И Нестеров, не получив подтверждения силы, пошел прочь.
Нестеров пошел прочь. Наташа сползла с дивана на пол. Нина тоже готова была рассмеяться. Тут появился грустный Вадик.
– А у меня фотоаппарат сперли, – пожаловал– ся он. – Черт, обидно! И снято уже много было...
– Ты же криминалист, должен найти.
– Неудобно как-то. Ну, то есть когда чужую вещь ищешь, тогда понятно. А тут своя. Напишу объявление и повешу на администрации – вроде того потерял, верните за вознаграждение. Тут же всё равно никому продать нельзя. Вернут, как ты думаешь?
– Хороший ты человек, Вадик, – оценила Нина мысли Вадика.
Вадик усмехнулся, не считая это достоинством.
