матерям. Сирена хотела вернуть то, чего ее лишили. Я видел, как она из-за этого плакала, совсем недавно. Это до сих пор было для нее так же важно и необходимо, как в шесть лет. Ей снова хотелось быть твоей маленькой девочкой, она не хотела взрослеть. Она и одевалась всегда по-детски.
Он слушал, широко раскрыв глаза от ужаса, как будто в родном доме устроили себе логово дьяволы.
— Алисия совсем не облегчала ее страданий. Пичкала ее историями о том, как ты от них отвернулся, и не давала девочке возможности повзрослеть — из-за своих собственных полудетских повадок.
Малкольм измученно сказал:
— Бедная Сирена. Ей так не повезло…
— Не повезло…
— Но… Мойра?
— Я думаю, Сирена убедила себя, что, если ей удастся избавиться от Мойры, ты вернешься в Квантум и заберешь ее к себе. Она хотела жить там, ухаживать за тобой — так исполнились бы ее мечты.
— Но это еще не причина, чтобы… Это неразумно…
— Убийцы никогда не поступают разумно. Они действуют под влиянием неудержимых желаний. Непреодолимые порывы, внезапные побуждения, ненормальные поступки. Они не понимают, что творят.
Малкольм беспомощно покачал головой.
Я сказал:
— Теперь уже не узнать, хотела ли она в тот день убить Мойру. Вряд ли Сирена собиралась избавиться от нее именно так — откуда ей было знать, что там окажется этот ящик с компостом? Открытый, будто специально, и как раз под рукой… Если бы Сирена думала тогда убить Мойру, она наверняка прихватила бы с собой какое-нибудь оружие. Не удивлюсь, если она хотела оглушить ее, отнести в гараж и положить в машину — как проделала это с тобой.
— Господи…
— Так или иначе, убрав с дороги Мойру, Сирена надеялась переехать к тебе в Квантум и жить там — но ты не захотел этого.
— Но сам подумай, зачем бы мне это было нужно? Я даже не обратил внимания на ее просьбу. Конечно, мне было с ней хорошо, но я вовсе не хотел, чтобы она жила в моем доме, это правда.
— И, видимо, ты очень недвусмысленно дал ей это понять?
Малкольм задумался.
— Наверное, да… Она все время вертелась под ногами. Задавала массу вопросов. Каждый день приезжала в Квантум. Мне это надоело, и я прямо сказал ей — «нет». Я велел ей больше не приставать ко мне… — Малкольм был совершенно подавлен. — Ты думаешь, как раз тогда она меня и возненавидела?
Я печально кивнул.
— Наверное, тогда. Думаю, тогда она наконец поняла, что ей никогда не получить того, о чем она мечтала всю жизнь. Ты мог сделать ее счастливой и не захотел. Отказался ясно и недвусмысленно. Наотрез. Навсегда. Она поверила тебе так, как никогда прежде в это не верила. Сирена говорила мне, что давала тебе шанс, но ты отверг ее.
Малкольм закрыл лицо руками.
— И она решила тебя убить. А потом уничтожить и весь дом… уничтожить то, чего она никогда не получит.
Я до сих пор не знал, как не знал в Нью-Йорке, не из-за того ли, что я, Ян, снова вернулся к отцу и жил с ним в Квантуме, Сирена решилась на такое ужасающее выражение протеста. Мне досталось слишком многое из того, что Сирена так страстно желала и не получила. Почти уверен, бомба предназначалась не только Малкольму, но и мне.
— Помнишь то утро, когда она узнала, что мы не погибли? Она чуть не упала в обморок. Все подумали, это от радости, но готов поклясться, что как раз наоборот! Она трижды пыталась тебя убить, и ей казалось непостижимым, что ты все еще жив.
— Она, наверное, была… больна? Да?
Непреодолимые и невыполнимые желания… болезнь… Иногда особой разницы не заметно.
Малкольм прикончил бутылку шампанского и взялся за шотландское виски. Постоянный самообман — это, наверное, что-то вроде жеста, костыль доблести против страха. Отец налил до краев свой стакан и стал у окна, глядя вниз, на Грин-парк.
— Ты знал, что это Сирена… тот, кто должен был прийти.
— Точно так же, как любой другой.
— Как ты догадался?
— Я увидел, чем живет каждый из них. Понял, что не так в их жизни. Узнал об их отчаянии и надеждах. Дональд и Хелен очень нуждались в деньгах, но они выбрали самый лучший выход, какой только можно, — они поступили очень отважно на самом-то деле, заложив в ломбарде драгоценности Хелен. Они рассчитывали, что ты поможешь им с гарантией, если удастся тебя найти. От этого очень неблизкий путь до желания тебя убить.
Малкольм отпил глоток и кивнул, не оборачиваясь.
— Люси могла утратить свое вдохновение, но не гордость. Эдвин обидчив, но он не способен на расчетливое убийство, недостаточно решителен. Томас… Томас в отчаянии, но не из-за денег, а из-за отношений в семье. Беренайс его довела до нервного срыва. Он еще долго будет приходить в себя. Не знаю, может ли он даже сам завязать шнурки на ботинках, не то что соорудить бомбу с часовым механизмом, хотя это он придумал эти переключатели.
— Продолжай, — сказал Малкольм.
— Беренайс страдала из-за себя самой и своей несбывшейся мечты, но она считала, что виноват в этом один Томас. Деньги для нее ничего бы не изменили, ей на самом деле нужны были не деньги, ей хотелось родить сына. Убив Мойру и тебя, она бы все равно не получила того, о чем мечтала.
— А Жервез?
— Он разрушает сам себя. На это уходят все его силы. Его просто не хватило бы еще и на то, чтобы убивать кого-то из-за денег. У него нервы совершенно ни к черту. Он пьет. Чтобы сделать бомбу, нужно быть трезвым и спокойным. А Урсулу отчаяние толкнуло к церкви и обедам с Джойси.
Малкольм хмыкнул. Смешок вышел неубедительный.
Мы позвонили Джойси в субботу ночью, когда еле живые вернулись в гостиницу. Поблагодарили за помощь. Она страшно расстроилась из-за нашего молчания о том, что случилось, и, расплакавшись, положила трубку. Утром мы ей перезвонили и все рассказали. Убитая горем Джойси сказала: «А я еще позвонила Сирене первой! Она, наверное, поехала и купила всю эту взрывчатку… не могу поверить. Милая маленькая девочка, она мне так нравилась, когда была совсем маленькой, несмотря на то что я ненавижу ее мать. Какой кошмар!!!»
— Продолжай. Почему ты замолчал? — сказал Малкольм.
— Это не могли быть Алисия или Вивьен, они просто физически не в состоянии тебя куда-нибудь отнести. Это мог сделать любовник Алисии, но с какой стати? Не мог же он думать, что Алисии будет лучше, если ты умрешь? Кроме того, я не представляю себе, чтобы кто-нибудь из них мог собрать бомбу.
— А Фердинанд?
— Этого я тоже не могу представить. А ты? У Фердинанда нет никаких особенных неприятностей, он на прекрасном счету в своей фирме. Нет, только не он. И не Дебс. Вот и все.
— Значит, ты решил, что это Сирена, только путем исключения? — Малкольм повернулся от окна, внимательно всматриваясь в мое лицо.
Я ответил не сразу.
— Нет… Я долго думал обо всех них, об их заботах и тревогах. Вначале, после того как убили Мойру, я тоже думал, как и все остальные, что она поплатилась за желание отсудить половину твоих денег. Это как бы само собой подразумевалось. Но когда я узнал их всех поближе, когда понял, что творится у них в душах за вроде бы приличным и нормальным фасадом, я начал склоняться к тому, что вряд ли в этом деле замешаны деньги… И когда я был в Нью-Йорке, я снова подумал о каждом из них, только не обращая внимания на деньги… и с Сиреной… все сошлось.
