И вот день презентации. Ирина с утра была возбуждена, будто ее, а не меня ждало испытание. Спросила:
— Ты решил, какой отрывок будешь читать?
— Я должен что-то читать?
— А как же! Это все-таки презентация книги, текста! Я советую: вот это. Потренируйся. Хочу послушать, как звучит голос. Ты когда-нибудь читал вслух?
— Приходилось вообще-то. Работал в многотиражке на заводе, а там еще и радио было, тоже в моем ведении. За диктора даже принимали.
Я важно сел в кресло и с важным видом начал читать.
— Не так! — тут же прервала Ирина. — Слишком сухо, будто в самом деле диктор какой-то!
Я попробовал поживее. С некоторым даже артистизмом. Читал — и мне самому, честно говоря, нравился собственный текст.
Но Ирина опять меня прервала:
— Нет, нет, нет! Актерствовать тоже не надо, это слишком! Попробуй спокойно, задушевно, будто рассказываешь!
Я попробовал. Стало получаться.
Тут приехала Аня и прервала наши чтения.
— В чем идете? — спросила она меня.
— Костюм, — ответила Ирина. — Строгий черный костюм.
— С какой стати?
— С такой. Строгий текст — строгая одежда.
— Ну, вы даете! — удивилась Аня. — Абсолютно непрофессиональный подход, масло масляное! Александр Николаевич должен позиционировать себя как народный писатель! И нате вам — костюм! А бейсболку куда денем? Он на всех фотографиях уже в ней!
— Это народно? — в свою очередь удивилась Ирина. — Какого народа он у нас представитель в таком случае?
Я, посмеиваясь, предложил:
— Тогда пусть костюм — и бейсболка. Не знаю, как с народностью, а нелепо будет, гарантирую.
— И хорошо! — вдруг одобрила Аня. — Костюм лучше все-таки без галстука, это чересчур. А что нелепо, это как раз и народу будет понятно: вы же гений, гений имеет право немного чудить! Народ чудаков любит!
Ирина засомневалась. Я ее понимал: народ-то народом, но как она будет смотреться рядом с чудаком? С другой стороны, пытался я угадать ход ее мыслей, любовные отношения с гением, как меня только что обозвала Аня, лестны для всякой женщины, в том числе молодой и блистательной: у гениев возраст и внешность второстепенны. Поэтому она решила согласиться с Аней.
— Девочки! — сказал я. — Все это полный бред. И если я вас слушаюсь, то потому, что не хочу вас расстраивать.
— И дальше не расстраивайте! — похвалила Аня. — Вы решили, когда в обморок будете падать?
— Опять за свое? Не буду я падать, не смешите меня!
Ирина приложила руку к моей щеке (зная, как я люблю этот жест) и сказала:
— Саш, ну чего ты? Это же игра. Нельзя так серьезно относиться.
— Публика разогрета уже! — подхватила Аня, доставая и разворачивая газетный лист. Вот, слушайте: «Многие ждут встречи с Асимовым. Книга, несомненно, замечательная. А еще многим хочется посмотреть, выдержит ли писатель испытание: из достоверных источников известно, что у него своеобразная фобия, связанная с публичными выступлениями. В детстве Зяма…»
— Какой Зяма?
— Зиновий, — пояснила Аня и продолжила чтение: — «В детстве Зяма любил участвовать в самодеятельности, добивался этого, но кончалось, как правило, тем, что он, не выдержав внимания публики, падал в обморок. Несмотря на усилия врачей, эти приступы повторяются. Из трех недавних выступлений лишь одно он довел до конца, а на двух потерял сознание, которое, правда, ему вернул присутствовавший там же личный доктор».
— Какие выступления? Какой дурак это сочинил?
— Я сама! — похвасталась Аня.
Тут я засмеялся, потом захохотал. Даже сполз с кресла от хохота.
Девушки терпеливо ждали.
— Ну, врать! — сказал я, утирая благодарные слезы. — Спасибо, Анечка, повеселила! Личный доктор, надо же!
— И сегодня будет, — спокойно сказала Аня. — Не беспокойтесь, это мой приятель, он будет знать, что у вас никакого обморока нет.
— Именно: нет! И не будет!
— Саша, — мягко сказала Ирина. И улыбнулась.
«И ее улыбка, как всегда, обезоружила его, и он, как всегда, был готов на все, лишь бы улыбка эта вечно сияла над ним!»
Я согласился, твердо зная, что не буду падать ни в какой обморок.
— Класс! — сказала Аня и раскрыла блокнот. — Теперь по распорядку. С десяти до двенадцати, Александр Николаевич, сидите у стенда, раздаете автографы, отвечаете на вопросы журналистов, которых я отфильтрую. Потом в одном из конференц-залов соберется народ. Часа примерно на полтора.
— Полтора часа говорить! О чем?
— Будет о чем, не беспокойтесь!
— Одно чтение сколько займет, — согласилась с ней Ирина.
— Какое чтение? — очень удивилась Аня. — Кто будет слушать, вы что? Народ припрется на вас посмотреть, вопросы задать, ответы послушать. Книгу сами прочитают, грамотные!
39
У входа толпилась очередь. И все, как один, повернулись к нам, когда мы подъехали. Ко мне в первую очередь, не оставляя вниманием и Ирину, конечно. По ней-то меня и опознали, предполагал я, но, приблизившись ко входу, увидел огромный плакат с моей фотографией. На ней я был, само собой, в бейсболке.
У стенда издательства Азархова тоже собрался народ. Что ж, издательство достаточно популярное. Да и у стендов других крупных издательств людей не меньше.
Но каково было мое изумление, когда я понял, что ждут именно меня! Не меньше тридцати-сорока человек, и у каждого в руках моя книжка. Преобладали, как я заметил, женщины среднего возраста, но и молодежи было немало, как и вообще на ярмарке; это утешало и вселяло надежды.
Работники издательства встретили меня с уважением, если не с почтением. Жали руку, говорили какие-то слова.
Сев за стол, я принялся надписывать книги. Первой подошла раскрасневшаяся женщина с сияющим и смущенным лицом.
— Знаете, просто бальзам! Просто бальзам! — пропела она мне, прижимая книгу к груди.
— Женщина, вы тут не одна! — сказала Аня голосом сварливой продавщицы, отбирая у нее книгу и кладя передо мной. Чтобы сгладить ее наскок, я осведомился у читательницы, как ее зовут.
— Ольга Поликарповна! — торопливо ответила она, виновато глянув на Аню. И тут же поправилась: — Можно — Оля!
Аня хмыкнула, а я написал: «Милой Оле, моей преданной читательнице, с благодарностью!» — и расписался, как привык, привык же я расписываться не закорючкой, а примерно так: А. Анисимов. Женщина приняла книгу, как драгоценность, прочла надпись, расцвела и вдруг:
