вот уже...
Что уже, Юрий и сам чувствовал. И, боясь, что это тут же исчезнет с непривычки, взгромоздился на блондинку, а та помогала, сочувствовала телом, хотя лицо воротила, сторонясь дыхания Юрия.
После ее ухода Юрию было так хорошо, что он даже хотел пойти поблагодарить своего благодетеля, названого братца. Но побоялся его обеспокоить и заснул с чувством благодарности, заснул легко и мягко.
Но средь ночи проснулся.
Сел, испуганно огляделся.
Долго ничего не мог понять и вспомнить.
Вспомнил.
Тихо собрался.
Надел темный костюм, немаркий, носки, какие поплоше, стал напяливать туфли, и тут появился Крахоборов, голый и мощный.
– Куда?
– Да надо мне тут...
– Ничего не надо. Спи. Вставать рано: в Москву летим.
– Это как?
– Самолетом. Билет для тебя уже заказан.
– Какая Москва? Какой самолет? Какой билет? Отдай мне все мое и проваливай! Я в Саратове всю жизнь прожил и...
– Не ори, – спокойно пресек Крахоборов Юрия. – Я ж не насовсем тебя. В гости. В гости к брату не хочешь съездить?
– Нету у меня братьев!
– Открещиваешься?
– Слушай, кто ты? Скажи честно? Что тебе надо? Я ведь ни на что не гожусь, я не умею ничего по вашему делу.
– По какому это по нашему?
– Ну, я не знаю... У меня и руки дрожат, и алкоголик я, и печень, и почки, недержание мочи у меня...
– Вылечим.
– Зачем?!
– Брат ты мне или не брат? Что за вопрос – зачем?
И с этим Крахоборов повернулся, удалился, и вскоре послышалось посапывание.
Мог, мог Юрий бежать, но, как камень стопудовый, придавила к дивану его волю воля этого спящего человека.
Ладно, подумал он, уминая головой неудобную подушку. В конце-то концов, в вытрезвителях хуже бывало.
Эта мысль его не только успокоила, но и рассмешила, и он заснул хорошо, толково, будто у себя дома – без снов; лежал ровно, сомкнув губы, лежал под холодным светом луны и был даже красивым, как человек, умерший честно и славно.
Крахоборов жил не в самом центре, где слишком тесно от автомобилей, зданий и людей, он жил неподалеку от Тимирязевского парка, в районе зеленом и тихом, на улице с простодушным именем Ивановская, в высоком кирпичном доме, где квартиры были просторны и удобны. На десятом этаже.
Он жил один.
Правда, приходила по утрам пожилая женщина с сумкой, загружала продуктами холодильник, молча убирала в комнатах, молча готовила пищу и уходила. Юрий вежливо здоровался с ней, она не отвечала.
– Не старайся, она глухонемая, – сказал ему Крахоборов.
– А-а-а... – сказал Юрий с очень понимающим видом. Он как-то сразу догадался, что в его положении самое лучшее – почаще делать понимающий вид и не углубляться в вопросы.
Впрочем, вопросы и некому было задавать: Крахоборов вставал рано, довольно долго занимался личной гигиеной, завтракал и уходил, а возвращался вечером усталый, принимал душ, выпивал на ночь стакан- другой пива, глядя в телевизор и вороша газеты, и ложился спать. На Юрия почти не обращал внимания. Похоже было, что он, привезя к себе домой выдуманного братца, потерял к нему интерес и не знал, что с ним дальше делать. Но отпускать не собирался. Пока, по крайней мере. Вручая ему связку ключей от двери, сказал:
– Можешь гулять, где хочешь, когда хочешь. На улице не напивайся, дома все есть. Впрочем, и дома не напивайся. В контакты с местными алкашами не вступай.
– Нужны они мне! – искренне сказал Юрий.
– В общем, отдыхай, домой ехать тебе пока не надо. А то стукнет тебе в голову, удерешь от своего счастья – морока: посылай за тобой в Саратов, возвращай тебя в лоно семьи... Через месяц, если захочешь, пожалуйста.
– Никуда я не собирался удирать, – сказал Юрий.
– Собирался. Так вот: не надо.
Юрий понял.
Он спал в свое удовольствие на чистой широкой постели, утром долго потягивался, прислушиваясь к одинокой тишине квартиры, шел принимать водные процедуры – не подражая Крахоборову, а научившись получать от этого собственное удовольствие, потом выпивал винца, потом гулял по зеленым окрестностям, с любопытством глядя на деревья, кусты и водоемы, потом шел обратно домой, опять выпивал, обедал, спал, потом смотрел телевизор с огромным экраном. Когда наскучивало, выходил на балкон, глазел, курил, поплевывая.
Ну, кажется, чем не жизнь? Но нет-нет что-то сосущее подкрадывается к сердцу. Когда был нищим, он о своем завтрашнем дне знал все. Впрочем, что там было знать: будет то же, что вчера. Тут дни тоже одинаковые, но он чует – до поры до времени.
И это время пришло.
Однажды Крахоборов вернулся раньше, чем обычно, и скучный.
Подсел к Юрию, вместе смотрели какой-то боевик, оба без увлечения.
– Все одно и то же, – сказал Крахоборов.
И ушел спозаранку спать.
Два дня он не выходил из дома, слонялся по комнатам или просто лежал, читал, спал. Что-то говорил сам себе сквозь зубы. Юрий, будто обязан был, тоже похерил обычные свои прогулки.
Вечером второго дня слоняющийся Крахоборов остановился, внимательно оглядел Юрия и как-то встряхнулся, подтянулся, стал похож сам на себя. Он выключил телевизор, который смотрел Юрий, налил по рюмочке коньяку, сел напротив в мягкое кресло.
«Начинается!» – с тоской подумал Юрий.
И не ошибся.
– Пора! – сказал Крахоборов. – Пора мне отдавать тебе свой братский долг. Но ты ведь ничего не рассказал о себе. Какая у тебя была профессия, какое образование, как ты вообще жил?
– Профессий у меня было много, – солидно сказал Юрий. – А учеба... Какая там учеба, с малолетства сиротой остался.
– Но читать-писать умеешь?
– Естественно, – с некоторой даже обидой сказал Юрий.
– Хорошо. А профессии какие?
– Мало ли... На макаронной фабрике работал. Оператором. Потом это... – Он умолк.
– Оператором, значит? И чем оперировал?
