Когда поток тренеров, агентов и владельцев-одиночек временно схлынул, Сим устроил гнедой короткошеей кобылке последние испытания и под конец довольно вызывающе сообщил мне, что она вполне готова к тому, чтобы выиграть последнюю скачку в субботу, в день Сент-Леджера.
— Она великолепно выглядит, — сказал я. — Это ваша заслуга.
Сим криво усмехнулся.
— Вы будете в Донкастере?
Я кивнул.
— Я там буду с пятницы. У Морта Дженотти участвует в скачках.
— Вы мне поможете заседлать мою? — спросил Сим.
Я попытался скрыть свое изумление при виде такой оливковой ветви воистину эпических размеров. Сим обычно на пушечный выстрел не подпускал меня к своим лошадям во время скачек.
— С радостью! — ответил я.
Он кивнул со своей обычной резкостью.
— Ну, тогда до встречи.
— Всего хорошего.
Сим уезжал на скачки в среду, на все четыре дня, но мне туда так надолго ехать не хотелось, не в последнюю очередь потому, что Касси все еще было трудно управляться одной со сломанной рукой. Однако в пятницу я оставил ее и уехал в Донкастер. И едва ли не первым человеком, которого я встретил на ипподроме, был Анджело.
Я резко остановился и свернул. Мне не хотелось, чтобы он заметил меня, да еще, не дай бог, заговорил! Он покупал две программки в ларьке у самого входа и задерживал очередь, отсчитывая мелочь.
Я предполагал, что, если он будет ходить на скачки, в один прекрасный день мы с ним столкнемся, и все же эта встреча почему-то все равно была для меня шоком. Я был рад, когда он направился от ларька в противоположную от меня сторону: возможно, между нами и существовал нейтралитет, но все же он был довольно хрупок.
Я смотрел ему вслед. Он пробивался через толпу, как таран, изо всех сил работая локтями. Он направлялся не к букмекерам, чтобы сделать еще ставки, а к ограждению самой скаковой дорожки. До первой скачки было еще далеко, и болельщиков было мало. Добравшись до ограждения, Анджело остановился рядом с пожилым мужчиной в инвалидной коляске и бесцеремонно сунул одну из программок ему в руки. Тут же развернулся на каблуках и принялся целеустремленно пробиваться к букмекерам, сидевшим в своих ларьках. И больше я его за весь день, слава богу, ни разу не видел.
Однако в субботу он появился снова. Я редко играл, но все же на этот раз, видимо, заразившись фанатизмом Морта, решил поставить на Дженотти. Остановившись перед маленьким букмекером- валлийцем, своим старым знакомым, я вдруг увидел в тридцати футах Анджело, напряженно размышляющего над маленьким блокнотом.
— Дженотти, — сказал мой приятель своему секретарю, который записывал все ставки в книгу, — тридцать фунтов на пять к одному, от Вильяма Дерри.
— Спасибо, Тэфф, — сказал я.
За одной из соседних стоек Анджело принялся отчаянно спорить о сумме ставки. Видимо, ему давали меньше, чем он рассчитывал.
— Везде дают пять к одному! — слышался знакомый рык.
— Ну, попробуйте в другом месте. Но предупреждаю: для вас, мистер Гилберт, везде четыре.
Отчасти я был рад, что Анджело так тупо прет напролом с этой системой, с которой Лайэм О'Рорке и Тед Питтс старались не светиться; но, с другой стороны, меня беспокоило, что он так быстро получил отпор. Мне было решительно необходимо, чтобы он какое-то время выигрывал. Я никогда не думал, что он сумеет тщательно заботиться об анонимности, необходимой для долговременного успеха, но медовому месяцу кончаться было рановато. Тэфф-букмекер покосился через плечо, переглянулся с секретарем и возвел глаза к небу.
— Что там за шум? — спросил я.
— Это не человек, а божье наказание! — высказался Тэфф, обращаясь отчасти к самому себе, отчасти к своему секретарю, отчасти ко всему свету.
— Анджело Гилберт…
Тэфф уставился на меня в упор.
— Вы что, его знаете?
— Да, мне про него кто-то говорил… Он вроде кого-то убил много лет назад.
— Так оно и есть. Он только вышел из тюрьмы. Дурак редкостный.
— А что он такого сделал?
— Явился на той неделе в Йорк с пачкой банкнот, швырял ими направо и налево, словно последний день на свете живет. Мы тогда не знали, кто он такой, и думали, что какой-нибудь лох. Спокойно приняли у него ставки — он сделал около шести крупных ставок, — а тут шарах! — лошадь приходит первой, и мы все платим, морщимся и соображаем, кто же это его надоумил, потому что знаем, что тренер здесь ни при чем. И вот Лансер — тот малый, что сейчас спорит с этим Гилбертом, — напрямик спросил у него, кто ему подсказал, а этот придурок ухмыльнулся так и отвечает: «Лайэм О'Рорке!»
Тэфф сделал выразительную паузу и поглядел на меня. Я подумал, что у меня, должно быть, сейчас на лице написано все, что я чувствую, но, видимо, на лице у меня не отражалось ничего, кроме недоумения, потому что Тэфф ему было хорошо за шестьдесят, — прищелкнул языком и сказал:
— Ну да, конечно, вы его не застали.
— Кого?
Тут внимание Тэффа отвлекли несколько клиентов, и, когда они наконец ушли, он несколько удивился, увидев, что я еще здесь.
— Что, неужели интересно? — спросил он.
— Так ведь все равно делать нечего.
Тэфф стрельнул глазами туда, где стоял Анджело, но Анджело уже ушел.
— Тому уже лет тридцать. А может, и тридцать пять. Боже, как время-то летит! Был один старый ирландец, Лайэм О'Рорке. Он изобрел единственную известную мне систему, которая действительно гарантировала выигрыш. Ну конечно, когда мы об этом пронюхали, мы вовсе не рвались брать у него ставки. Ну, сами понимаете, кому же охота работать себе в убыток! Но он нипочем не хотел расстаться со своей тайной, как он это делал, и унес ее с собой в могилу. И, между нами говоря, оно и к лучшему.
— И что?
— Ну вот, а теперь этот обалдуй поразил нас своим огромным выигрышем и еще смеялся над нами, обзывал нас лохами и кричал, что он, мол, нам еще покажет, что он пользуется системой Лайэма О'Рорке, а теперь ему, видите ли, не нравится, что мы снижаем ему ставки! Обидели его, бедного! — и Тэфф презрительно рассмеялся. — Нет, ну надо же быть таким идиотом!
Глава 17
Дженотти выиграл скачку — обошел соперников на добрых четыре корпуса.
Морт от возбуждения почти взлетал над землей, и в сухом сентябрьском воздухе вокруг него трещали электрические разряды. Он едва не оторвал мне руку в порыве энтузиазма и прыгал вокруг места, где расседлывали лошадей, восторженно благодаря всех, кто его поздравлял, и так простодушно радуясь победе, что все вокруг улыбались. Я подумал, что Морта очень легко принять за простака, а между тем я постепенно обнаружил, что все его мысли преодолевают сложнейший лабиринт, где подобно фигурам на шахматной доске борются многочисленные «за» и «против», и что все его планы и решения, казавшиеся столь очевидными, когда он приводил их в исполнение, были плодами этого лабиринта.
Я забрал свой выигрыш у Тэффа. Тэфф мрачно заявил, что никогда не дал бы пять к одному, если бы знал, что на Дженотти поставил Анджело Гилберт.
