— Жемчуг. Жемчуг. Почему жемчуг?
— Что такое жемчуг? — спросил я. — У него есть формула?
— Ой! — Она неожиданно выпрямилась. — Это камень зодиака.
Она напечатала «зодиак», но и это не помогло. Потом она немного покраснела.
— Это камень тех, кто родился в июне, — сказала она. — Попробую, на всякий случай.
Она набрала «Джун»[2] — экран компьютера засветился и открыл свою тайну.
Глава 5
Алмазов мы так и не нашли.
На экране было написано:
— Так... — Она словно оцепенела. — Так вот что он имел в виду.
— Не понимаю, — ответил я.
— Как-то утром... — Она замолчала, сжав ротик, чтобы не заплакать. Ей понадобилось несколько минут, чтобы собраться с силами, и она продолжила:
— Как-то утром он сказал, что придумал для меня маленькую головоломку и дает мне шесть месяцев на ее решение. Через шесть месяцев она самоуничтожится. Он говорил все это с улыбкой. — Она перевела дыхание. — Я спросила его, что это за головоломка, но он не ответил, а лишь выразил надежду, что я ее найду.
— Вы ее искали?
— Конечно, искала. Не зная, что искать, я обыскала весь офис. Я даже в компьютере пыталась найти какой-нибудь новый документ, но мне и в голову не приходило, что он мог быть зашифрован. Я даже не обращала внимания на слово «жемчуг», поскольку так часто его вижу. Какая же я глупая.
— Я вас глупой не считаю и с уважением отнесусь к обещанию своего брата.
Польщенная, она мельком взглянула на меня, но, слегка отрицательно покачав головой, ответила:
— Не я нашла ее. Я никогда бы не решила эту задачу, если бы не вы. — Она замялась. — Может быть, десять процентов?
— Двадцать, — твердо заявил я. — Мне понадобятся и ваша помощь, и ваши знания, и раз Аннет считается личным секретарем, как гласит табличка на двери ее комнаты, то вы можете стать заместителем личного секретаря с новой зарплатой.
Еще гуще покраснев, Джун занялась распечаткой послания Гревила, затем свернула листок и положила его в свою сумку.
— Я оставлю эту загадку в компьютере, — сказала она с таинственной нежностью. — Никому никогда ее не найти.
Она нажала какие-то клавиши, и с экрана все исчезло. «Интересно, сколько еще раз, сидя в одиночестве, она будет перечитывать магические слова, адресованные ей Гревилом?» — думал я.
Я был удивлен тем, что они действительно могут самоуничтожиться: кто-то мог внести в компьютер информацию и запрограммировать его так, что в назначенный день он все сотрет. «В общем-то, что тут такого? — размышлял я. — Но Гревил мог бы дать ей хорошие подсказки до истечения шести месяцев».
Я поинтересовался, не могла бы она напечатать мне, во-первых, список всего, что в настоящий момент хранилось в сейфе, а во-вторых, все, что, на ее взгляд, помогло бы мне получше разобраться в деятельности компании, например, данные о дневном, недельном и месячном товарообороте и его стоимости, что пользовалось наибольшим спросом, а что — наименьшим.
— Я могу вам сказать, что именно сейчас весьма популярен черный оникс. Пятьдесят лет назад, говорят, был янтарь. Теперь его никто не покупает. Украшения входят в моду и выходят из моды, как и все остальное. — Ее пальцы стали бегать по клавишам. — Дайте мне немного времени, и я распечатаю вам все в развернутом виде.
— Спасибо, — с улыбкой ответил я и стал ждать, пока принтер усиленно работал над гигантским списком, состоявшим из невероятного количества пунктов. Взяв его, я отправился на поиски Аннет. Она оказалась в одиночестве на складе, и я попросил ее провести маленькую обзорную экскурсию по сейфу.
— Алмазов там нет, — твердо сказала она.
— Мне бы надо знать, что там есть.
— Вы как-то не похожи на жокея, — отметила она.
— Скольких жокеев вы знали?
— Ни одного, кроме вас. — Она удивленно посмотрела на меня.
— В общем-то, — мягко заметил я, — жокеи ничем не отличаются от остальных людей. Вы считаете, что мне было бы сподручнее управлять фирмой, если бы я был, скажем, настройщиком роялей? Или актером? Или священником?
— Нет, — еле слышно ответила она.
— Вот и хорошо. Тогда остановимся на жокее. Ирония судьбы. Уж постарайтесь помочь несчастному поневоле.
Она не могла сдержать своей искренней улыбки, озарившей ее унылое лицо.
— Хорошо. — Она помедлила. — Вы действительно чем-то похожи на мистера Фрэнклина. Тем, как вы говорите. «Честно жить — спокойно спать», — повторял он.
— Вы все помните, что он говорил, да?
— Конечно.
«Он бы обрадовался, узнав, что оставил такое наследие, — думал я. — Так много заповедей. Столько мудрости. Но так мало фактов из своей личной жизни. И никакого видимого указателя к алмазам».
В сейфе Аннет показала мне, что, помимо формулы, на каждой этикетке значился номер; посмотрев на этот номер и найдя его в списке, который мне напечатала Джун, я вновь увидел напротив него ту же формулу плюс названия камней, с описанием цвета, формы и размера, и название страны, откуда они были привезены.
— Почему он выбрал такую систему с этикетками? — спросил я. — Она же только усложняет поиск того, что нужно.
— Я думаю, что именно по этой самой причине, — ответила она. — Я же говорила вам, что он никогда не пренебрегал мерами безопасности. В свое время у нас здесь работала секретарша, которая ухитрилась стащить из сейфа много самой ценной бирюзы. Тогда на этикетках было написано «бирюза», и все было просто, а теперь на них написано не так.
— А как же?
Улыбнувшись, она показала на ряд коробок.
Я посмотрел на их этикетки и прочел на каждой из них: «СuА16x (PО4)4(OH)8x4H2O».
— В жизни не догадаешься! — воскликнул я.
— Вот именно. В этом-то и суть. Мистер Фрэнклин читал формулы с такой же легкостью, как слова, а теперь и я к ним привыкла. Только мы с ним разбирались здесь с этими камнями. Мы сами складываем их в коробки и запечатываем, а потом они идут к Элфи на отправку. — Посмотрев на ряды этикеток, она старательно занялась моим образованием. — Эти камни мы продаем очень дорого за карат. Карат равен двумстам миллиграммам, то есть пять, карат равны одному грамму, сто сорок два карата — унции, пять тысяч карат — килограмму.
— Пока хватит, — взмолился я.
— Вы же сказали, что быстро все схватываете.
— Дайте мне денек-другой.
Кивнув, она сказала, что если мне больше не нужна, то вернется на склад к своим полочкам.
«На склад, к полочкам... До тех полочек я еще не добрался», — упав духом, подумал я. Вспомнил, с какой радостью я покинул стены Ланкастерского университета, получив свободный диплом, поклявшись ни за что в жизни не корпеть больше над учебниками, и направился прямо к скаковым лошадям, где и раньше
