— Ты шутишь?
— Нет, — ответил я. — Сегодня его победа была спорной, но он отчаянно боролся, и он в форме.
— Он когда-нибудь участвовал в скачках с препятствиями?
— Не думаю, но я его научу.
— Ну что ж, ладно. Дай мне еще Марту.
— Когда поговоришь с ней, не клади трубку. Ты мне еще нужен на пару слов.
Я передал трубку Марте, которая, послушав, вновь заговорила с энтузиазмом. Затем я продолжил свой разговор с Майло и спросил его:
— Зачем одному из подопечных Николаев Лоудера понадобилось брать с собой на скачки бейстер?
— Что-что?
— Бейстер. Этой штуковиной пользуются для приготовления мяса. У тебя такой есть. Ты пользуешься им как ингалятором для лошадей.
— Просто и эффективно.
Я вспомнил, что он пользовался им в тех редких случаях, когда лошади нужно было ввести какое-нибудь лекарство. Растворив лекарство в воде, им наполняли резиновую грушу бейстера, затем к ней подсоединяли трубку и, вставив ее лошади в ноздрю, резко нажимали на грушу. Сильная струя раствора попадала прямо на слизистую оболочку, а оттуда в кровь. С таким же успехом можно было применять и порошок. Это был самый быстрый способ введения лекарства.
— На скачки? — переспросил Майло. — Он был у владельца лошади?
— Именно. Его лошадь победила в пятифарлонговом забеге.
— Он, должно быть, спятил. Как тебе известно, из каждого забега двух лошадей проверяют на допинг: как правило, победителя и еще какую-нибудь. Ни один владелец не решится дать своей лошади на скачках допинг.
— Не знаю, что он там давал. У него просто был с собой бейстер.
— Ты говорил об этом распорядителям?
— Нет. С этим типом был Николас Лоудер, и он бы, наверно, лопнул от ярости, поскольку уже был зол на меня за то, что я заметил перемены в Дазн Роузез.
Майло рассмеялся.
— Так вот из-за чего загорелся весь сыр-бор на прошлой неделе.
— Я вижу, ты понял.
— Будешь устраивать скандал?
— Наверно, нет.
— Проявляешь мягкотелость, — заметил он. — Да, кстати, чуть было не забыл. Тут для тебя есть телефонограмма. Подожди-ка. Я все записал. — Он ненадолго замолчал, затем я вновь услышал его голос:
— Вот. Что-то связанное с бриллиантами твоего брата. — В его голосе послышалось некоторое сомнение. — Я не мог ничего напутать?
— Нет-нет. Так что там?
Вероятно, уловив в моем тоне нетерпение, он сказал:
— В общем, ничего особенного. Просто кто-то пытался до тебя дозвониться вчера вечером и сегодня в течение всего дня, но я объяснил, что ты переночевал в Лондоне и уехал в Йорк.
— Кто это был?
— Он не представился. Просто сказал, что у него для тебя кое-что есть. Потом, помычав, он наконец попросил меня при случае передать тебе, что перезвонит по номеру Гревила в надежде застать тебя там около десяти или позже. А может, это была и она. Трудно сказать. Какой-то неопределенный голос. Я сказал, что не знаю, удастся ли нам с тобой поговорить, но если да, то я обязательно передам.
— Ну что ж, спасибо.
— Вообще-то я не бюро телефонных услуг, — язвительно сказал Майло. — Почему бы тебе не включить автоответчик, как это делают все порядочные люди?
— Я иногда включаю.
— Надо бы почаще.
С улыбкой положив трубку, я никак не мог понять, кто пытался до меня дозвониться. Видимо, этот человек знал о том, что Гревил покупал бриллианты. «Это могла быть даже Аннет, — думал я. — У нее неопределенный голос».
Приехав в Лондон, я бы предпочел сразу же направиться домой к Гревилу, но после высказанной Мартой поистине гениальной идеи уже никак не мог отступиться от данного мною согласия на приглашение Остермайеров. Итак, согласно плану, мы втроем пошли обедать, и я пытался развлекать их в ответ на предоставленное мне удовольствие.
За обедом Марта высказала очередную великолепную идею. На следующий день Симз или кто-нибудь еще отвезет нас всех в Лэмборн, чтобы взять Майло и где-нибудь пообедать уже вместе с ним, а заодно и посмотреть на Дейтпама перед отъездом в Штаты во вторник. Затем они отвезут меня домой, а сами поедут посмотреть на замок в Дорсетшире, до которого они так и не доехали в свой прошлый приезд. Харли лишь молча слушал. Судя по моим наблюдениям, решающее слово всегда было за Мартой, и, видимо, поэтому его эмоции порой находили выход в другом, например, в нападках на смотрителей стоянок, которые по недосмотру позволяли кому-то ставить на его пути свои машины.
По телефону Майло вновь попросил меня делать все возможное, чтобы доставить удовольствие Остермайерам. Эта просьба определенно подразумевала и мое согласие на воскресный обед. Он также сказал, что мне вновь звонил тот же голос и он, Майло, заверил его или ее, что все передал мне.
— Спасибо, — сказал я.
— До завтра.
Поблагодарив Остермайеров за все как мог, я отправился в дом Гревила на такси. У меня была мысль попросить водителя такси подождать, как Брэда, пока я не удостоверюсь, что все в порядке, но в доме за неприступными решетками казалось тихо и темно, и я подумал, что шофер может принять меня или за труса, или за идиота, или за того и другого вместе. Расплатившись, я вытащил ключи, открыл калитку и пошел по дорожке, пока не загорелись лампы и не послышался лай собаки. Всем свойственно делать ошибки.
Глава 11
Я даже не успел дойти до ступенек крыльца. Какой-то темный силуэт, мелькнувший в свете прожекторов, в чем-то похожем на футбольный шлем, налетел на меня сзади, и, приземлившись, я ощутил сильный удар по голове.
Не помню, как я отключился и сколько прошло времени с тех пор. Мне кажется, я пришел в сознание не с первого раза, и между попытками был какой-то интервал.
Я не знал, где я, и отдавал себе отчет лишь в том, что лежу на траве лицом вниз. Мне уже доводилось очухиваться на траве, но не в темноте. «Неужели все уехали после скачек домой и оставили меня одного ночью на ипподроме?» — думал я.
Незаметно в моих мыслях всплыло, где я находился. В палисаднике Гревила. Живой. И на том спасибо.
Я знал по опыту, что лучше всего, придя в себя после потери сознания, не спешить. С другой стороны, на сей раз я свалился не с лошади, поскольку палисадник Гревила не был миниатюрным ипподромом. С трудом соображая, я все же понимал, что могли быть веские причины пошевеливаться.
В голове пронеслись воспоминания о том, что произошло. Слабо застонав и морщась от боли, я с трудом поднялся на колени и стал шарить вокруг в поисках костылей. Я чувствовал себя дураком и продолжал вести себя по-идиотски, поскольку моя умственная энергия восстановилась лишь наполовину. Впоследствии, вспоминая свои действия, я понял, что мне следовало тихо выскользнуть из калитки, добраться до соседнего дома и вызвать полицию. Я же направился к входной двери дома Гревила. Разумеется, тут же загорелся яркий свет, вновь залаяла собака, и я словно прирос к земле в ожидании очередного нападения, неуверенно покачиваясь на костылях и представляя собой жалкое зрелище.
Дверь была приоткрыта: я видел, что в холле горит свет. И пока я так нелепо стоял, она резко распахнулась изнутри, и в дверном проеме возникла все та же фигура в шлеме.
